Мне неприятно здесь находиться почти так же сильно, как не хочется подвести Майка.

Я перевожу взгляд на снимок черепа девушки, который держат чьи-то маленькие руки в фиолетовых перчатках. Череп отполирован, как мраморный музейный бюст.

Я перебираю стопку фотографий, словно колоду карт, наугад всматриваясь в скорбящих рядом со второй, и последней, могилой убитой — не той, где убийца зарыл ее, словно бродячую собаку. Вынимаю телефон, собираясь открыть приложение с лупой.

Снаружи внезапно становится тихо. Дверь распахивается, и я резко поднимаю голову. Девушка-полицейская с бутылкой воды в руке неловко мнется в проеме. Волосы и ногти красит сама, типичное угловатое личико местной красотки, над которым еще не успело потрудиться безжалостное техасское солнце.

— Привет, я Пайпер Сайкс. Майк решил, может быть, вы захотите попить?

Я быстро переворачиваю пачку фотографий, прежде чем она подходит ближе.

— Спасибо. — Я отвинчиваю крышку, ожидая, когда полицейская уйдет.

Вместо этого она берет стул и ставит его напротив моего. Достает из кармана маленький тюбик и как ни в чем не бывало начинает обводить помадой розовые губы. «Хиппи Шейк» от «Бобби Браун» — оттенок, который иногда наносит моя сестра, хотя название наводит на мысль о вилянии бедрами, а они у Бридж такие же плоские, как у девушки-копа. Странное поведение. Впрочем, я тоже могу быть странной.

— Гидрированный полиизобутен, изодецилизононаноат, оксикоккус палюстрис, — бормочу я.

— Это что, заклинание? — Голосок Пайпер чуть громче шепота.

— Разумеется.

Я делаю глоток. Пайпер невдомек, сколько химических веществ она наносит на губы, щеки, глаза и волосы в погоне за красотой. Моя сестра это знает — с восьми лет я читаю ей этикетки косметических средств. Просто сестре все равно.

— Вы же экстрасенс, верно? — напирает Пайпер. — Я просто хотела предупредить вас до того, как Майк пригласит сюда Джесса Шарпа. Шарп — последний детектив на свете, который готов верить таким, как вы. Три года назад я посещала его лекции. Он всегда начинал и заканчивал их одной фразой: «Чувства манипулируют фактами, поэтому лучше их не испытывать». А ведь экстрасенс работает с чувствами, верно? — Она постукивает по стопке фотографий. — Вы должны знать, это не то дело, к которому Майк... к которому они хотят вас привлечь. Вам устроили проверку.

На последних словах ее брови поднимаются домиком. Я никогда не позволяю чертам лица себя выдать. А брови всегда прикрываю челкой.

Пайпер кладет прозрачную белую руку на стол ладонью вверх, словно я собираюсь взять у нее кровь. Теперь я понимаю. Она хочет, чтобы я предсказала ей будущее по линиям на ладони. Ответный жест в обмен на то, что она сейчас сказала и чего говорить ей определенно не следовало. Ведет себя, как истеричная женщина, а не как хороший полицейский.

— Вы не против взглянуть по-быстрому? — Ее голос дрожит. — Я сомневаюсь, выходить ли мне за Уэйлона, парня, с которым я живу. Во всяком случае, мои мать и сестра против. Мне не следовало называть его имя? Это нехорошо? Как это работает?

Не так. И не со мной.

Меня останавливает ее лицо. На нем написано нешуточное беспокойство. Я веду пальцем вдоль линии жизни, слишком короткой, если вы верите в такие вещи. Легко обвожу все линии на ладони, пока ее кожа не покрывается мурашками. Линия брака. Линия сердца. Линия судьбы.

Я делаю вид, будто не замечаю ужасных багровых отпечатков от пальцев на сгибе локтя другой руки или слоя косметики, под которым ей почти удается скрыть розовую полоску на правом виске. Уж кто-кто, а я умею маскировать шрамы. Обычно женщины-полицейские гордятся шрамами, полученными при исполнении, а не прячут их.

Я мягко снимаю ее помолвочное кольцо, бриллиант размером с подсолнечное семечко. Вдавливаю кольцо в тыльную сторону запястья, пока на коже не образуется маленький красный кружок.

— Металл, — говорю я. — Управляет двумя вещами. Правдой и злом.

Я закрываю глаза. Прошу Пайпер последовать моему примеру.

Я говорю, что, если отпечаток останется на коже дольше десяти секунд, Уэйлон убьет ее, если она его не бросит. Все это чушь собачья. Впрочем, такая же, как вера Пайпер в его порядочность.

Я успеваю досчитать до девяти, когда открываю глаза и понимаю, что легкий порыв ветра на счет «пять» исходил не от кондиционера.

Мужчина стоит, прислонившись спиной к открытой двери и скрестив на груди руки. И мне не нужен красный кружок на запястье, чтобы понять — от такого жди неприятностей.

Пайпер вскакивает, взгляд прикован к вмятине на коже.

Я тоже вскакиваю; передо мной друг Майка, детектив Джесс Шарп, и я гадаю, сколько глупостей из тех, что я успела наговорить, он услышал. Пайпер меня подставила? Если ее прислали ради проверки, актриса из нее превосходная.

Фотографии раскиданы по всему полу, и я не знаю, кто из нас двоих сбросил их, когда мы резко вскочили со стульев. Уверена я только в том, что мой телефон тоже слетел со стола, и удар вышел нешуточный.

Всего три шага — и Джесс Шарп нависает надо мной. Такого, как он, не прошибешь. Это относится и к его эго. На боку пистолет, но он прекрасно обошелся бы и без пистолета. Майк стоит у него за спиной, на лице написано раскаяние. Он предупредил меня, что Шарп — парень резковатый, всегда идет до конца, для него мир поделен на черное и белое, как на гравюрах Эшера [4]. Однако о таком типе доминирования он не упомянул. Когда Шарп в комнате, все остальное уменьшается, словно скукоживается. Воздух, пространство, я сама.