Шрифт:
Курт Дженсен закрыл глаза. Голова его затряслась на тонкой морщинистой шее, из-под опущенных век потекли слезы, но он так и не произнес ни слова.
– Мы знали, – ответила за него Хелен. – Мы оба знали.
Дункан торопливо строчил в своем блокноте.
– Скажите, мистер Дженсен, это вы убили свою дочь, завернули ее в одеяло и увезли на своем «Плимуте»?
– Это сделала я… – По лицу Хелен Дженсен снова потекли слезы. – Это я убила мою девочку и ребенка, которого она носила. Мне… мне очень жаль, что все так получилось. Она… Аннелиз умерла, потому что она меня очень разозлила. Я вышла из себя и ударила ее по голове бейсбольной битой… Аннелиз упала и ударилась затылком о кофейный столик с мраморной столешницей. Она так и не пришла в себя. Я… мы не знали, что делать…
Аннелиза
НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУ ЯХОЧУЕГОУБИТЬ!
Мама мне ни за что не поверит. Она отказывается слышать что-то плохое о НЕМ. О Чудовище. Не знаю, к кому еще я могу обратиться, с кем поговорить, поэтому пишу это здесь.
Все началось, когда я была еще совсем маленькая и не понимала, что это не отцовская любовь. Что это ненормально. Он был таким внимательным, ласковым, добрым… Он постоянно приносил мне подарки и, протягивая их мне, прикладывал палец к губам: «Ш-ш, Аннелиз!.. Не говори маме, не то она обидится и будет тебе завидовать. Пусть это останется только между нами, потому что ты моя любимая дочка. Хорошо, сладенькая?.. Самая лучшая маленькая девочка в мире! У маленькой Аннелли и папочки есть секрет. Свой, особенный. Правда, Аннелиз?»
Он приходил в мою комнату по ночам, и я старалась думать о чем-нибудь другом. Научилась уноситься мыслями в далекую сказочную страну, где была в безопасности. Потом он целовал меня в лоб, гладил по голове и обещал мороженое, молочный коктейль, футбольный мячик, скейтборд, куклу, новые желтые брюки, которые мне так хотелось, адидасовские кроссовки, в каких щеголяли мои самые крутые одноклассники.
Когда я появилась в школе в желтых брюках и кроссовках, мои друзья улыбнулись и сказали, мол, я упакована что надо. Даже некоторые девочки, которые мне всегда завидовали, потому что у меня были самые красивые волосы в классе, говорили, что новый прикид отпадный и что в этих брюках я выгляжу суперски. Мне было очень приятно это слышать, и в то же время… в то же время я чувствовала себя грязной. И гадкой. И с каждым днем я становилась все грязнее и гаже. Теперь я знала, что другие отцы ничего подобного не делают. Никогда. Должно быть, думала я, что-то не так со мной, с нами, с нашей семьей и, если мои друзья в школе обо всем узнают, это будет хуже всего.
В последнее время меня начало тошнить. Ни с того ни с сего. Несколько раз я пыталась посоветоваться со Все-Наоборот, но мне не хватало духа. Секрет, который знают двое, больше не секрет. А когда это случается, ты уже не можешь контролировать ситуацию. Ты больше не можешь хранить свою тайну только для себя.
Несколько лет назад, когда он работал где-то за городом, я набралась храбрости и рассказала маме, что он со мной делает. Я плакала и просила ее мне помочь, но она только повернулась ко мне спиной и продолжала мыть посуду (дело было в кухне). Она ничего не ответила. Вообще ничего.
«Мама, пожалуйста, поговори со мной!» – просила я.
«Ступай к себе в комнату, Аннелиз», – был ответ.
«Но почему?!»
Тут она обернулась. Лицо у нее было красное и сердитое.
«И чтобы я больше не слышала от тебя этих глупостей, гадкая девчонка, иначе мне придется вымыть тебе рот с мылом! У тебя больное воображение. Все, что ты говоришь, просто отвратительно. А если ты будешь повторять подобные вещи, мы от тебя просто откажемся, понятно? А теперь марш в свою комнату, злая, паршивая девчонка, и сиди там. Ну, живо!»
Тогда я возненавидела и ее тоже. Мама должна была защищать нас, но она ничего не сделала. И все продолжалось как раньше. Теперь я боюсь, что, если со мной что-то случится или я куда-нибудь убегу, Пышка станет его игрушкой вместо меня. Пока я стою между ней и Чудовищем, она в безопасности, но если меня не будет…
На днях я едва не рассказала обо всем Все-Наоборот, но снова не смогла. Тогда я разозлилась и стала говорить ей гадости, а ведь она моя лучшая подруга. Мы знаем друг друга с детского сада! Мне кажется, я отталкиваю ее от себя, отталкиваю всех, но мне все равно.
НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУСЕБЯНЕНАВИЖУСЕБЯ НЕНАВИЖУЕГОНЕНАВИЖУЕЕ!
Потом у меня пропали месячные.
Я знала, что это значит, и пришла в ужас. Я боялась, что теперь все узнают мой маленький грязный секрет. Все увидят, какая я мерзкая и испорченная. Все догадаются, чем я занималась с собственным отцом.
У меня оставался только один выход – сделать так, чтобы все думали, будто это ребенок от другого человека, а я тем временем решу, как мне быть. Никто не догадается, от кого я залетела, если я начну заниматься сексом со всеми подряд. А если как следует выпить, секс не вызовет такого сильного отвращения.
И я стала употреблять спиртное – все больше и больше. Это оказалось очень приятно – от выпивки становишься веселой и беззаботной, а главное, обо всем забываешь.
Еще я познакомилась с ГШ. Он научил меня, какую власть секс имеет над такими, как он. Правда, я чувствую, как от него исходит какая-то смутная угроза (в чем тут дело, я так и не догадалась), но и она меня тоже как будто пьянит. В общем, я, сама не знаю зачем, продолжала строить ему глазки, а он был этому только рад. ГШ даже подарил мне настоящий полицейский значок – очень красивый, – который я теперь все время ношу с собой. Это мой секрет и мое тайное оружие – ну или вроде того… Недавно я начала заниматься с ГШ сексом. Мы делаем это у него в автомобиле – вроде бы у всех на глазах, и в то же время никто ничего не подозревает. Я, конечно, уже занималась сексом и с Гретцки, и с Патлатым, но с ГШ все равно лучше: он взрослый и знает, как это делается. Только со Смурфом я еще никогда не была. Он мне нравится. Может быть, я даже люблю его… немножко. Наверное, я не могу заниматься с ним сексом, потому что каждый раз всегда вспоминаю Чудовище. Нет, пусть наши отношения со Смурфом остаются чистыми, как сейчас, – близость их только испортит. Конечно, мне не хочется, чтобы он узнал мою тайну, но скоро, я думаю, живот уже будет видно, и тогда… Тогда все узнают. И он тоже. Мой живот уже сейчас растет, а это значит, что времени почти не осталось.