Шрифт:
– Мне до вечера из конторы никак.
– Селиванов, не слишком ли хорошо ты устроился? – возмутилась я.
– Сам себе завидую, – довольно ответил он и откинулся на спинку стула, а я покинула его кабинет.
Я позвонила Веронике и выяснила, что о моей просьбе она забыла, зато пригласила приехать и заняться поиском карты самой. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Через полчаса я уже была в ее квартире. Встретила она меня с сигаретой в руках и темными кругами под глазами.
– Чего вы там так долго выясняете? – поинтересовалась она. – Не я же ее укокошила. Отдали бы уже лучше, чтобы похоронить, и дело с концом.
– Вас никто не подозревает, – успокоила ее я. – Таковы процедуры.
– Процедуры, – усмехнулась она в ответ. – Человека нет, так есть ли разница, как он умер?
– Есть, и иногда существенная, – возразила я ей, когда она открывала передо мной комнату дочери.
– Справитесь? – спросила Вероника.
– Постараюсь, – ответила я и подошла к столу. Тут мой взгляд упал на крысу в клетке. – Ой! Что с ней?
– Да что ей сделается? – Женщина подошла ближе и заглянула в клетку. Животное лежало внизу на опилках лапками вверх.
– Вы ее кормили? – осторожно спросила я.
– Да они несколько дней без еды могут, – отмахнулась та.
– Убрать ее, наверное, надо. Вонять будет, – предположила я.
Хотя в этой квартире и так не благоухало.
– Подождем, может, оживет? Хотя лучше бы померла, конечно… – Вероника поморщилась, а я засомневалась в ее адекватности.
Должно быть, она уже с утра успела хорошенько принять на грудь. Женщина постучала по клетке и продолжила:
– Милка эксперименты на ней разные ставила. Может, снотворное какое-нибудь действовать начало или еще что. Сейчас воды принесу.
Вероника вышла из комнаты и скоро действительно вернулась со стаканом воды. Открыла клетку и вылила содержимое в миску. Остатками сбрызнула животное. Положила корм. Потом резко опустилась на стул, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Я стояла в полной растерянности, не зная, что делать. Впервые я увидела в ней человека, мать. Я сделала полшага вперед и слегка погладила ее по спине.
– Принести вам воды?
– Не надо, – отмахнулась она. – Я ведь любила ее. Так вышло, что я стала матерью, сама будучи ребенком. И вот этот комочек… Людмила выросла у меня на глазах. В настоящую красавицу притом, да еще и умная ведь… не в меня. Только я сама свое счастье прошляпила. Могла бы больше дочерью заниматься, а не собой. Глядишь… Ладно, пойду, а вы ищите. Может, повезет.
Мне действительно повезло. Медицинскую карту я нашла в нижнем ящике стола. Она лежала среди таких документов, как школьный аттестат, страховой полис и прочее. Это был небольшой томик из детской поликлиники. Не знаю, успела ли Людмила обзавестись картой во взрослом учреждении после совершеннолетия, но и этого, я надеялась, будет достаточно.
Я вышла из комнаты. Вероника к этому времени успела успокоиться и вернуться к своему обычному состоянию. Я сунула карту в сумку, и мы простились. Знакомых врачей у меня не было, так что я собиралась передать ее ребятам из морга. Уж кому, как не им, знать, какие болячки могут быть потенциально опасными.
На остановке я села в автобус и отправилась в больницу. Мои надежды оправдались. После недолгих переговоров персонал разрешил мне побеседовать с братьями Лысенко. Матвея увезли на рентген, так что начать мне предстояло с Кирилла, мужа Аллы. Он-то меня и интересовал больше всего.
Я переступила порог палаты и невольно содрогнулась. Молодой мужчина на больничной койке был весь в бинтах, повязках, трубках и катетерах. Одна половина лица пунцово-красная, будто с нее сошла кожа. Может быть, так оно и было. Мне вдруг захотелось развернуться и выйти. Не потому, что выглядел он ужасно, а потому, что разговор предстоял нелегкий, а человеку и так досталось.
– Проходите, я не кусаюсь, – произнес он. – Медсестра сказала, вы из полиции?
– Да, меня зовут Татьяна. – Я взяла табурет у стены и села рядом с его кроватью.
– Я плохо помню, как это все случилось, – с сожалением произнес он. – Если честно, не помню совсем. Последнее, что осталось в голове, – как мы садимся в машину все вместе. Следующее воспоминание уже отсюда.
– Так бывает, мозг блокирует страшные подробности, – ответила я.
А про себя подумала, что неплохо было бы заранее узнать, успели ему вообще сообщить о смерти жены. Однако он первый упомянул супругу.
– Самое страшное воспоминание у меня как раз из этих стен, – горько усмехнулся он. – Именно тут мне сообщили, что Аллы больше нет.