– Келтро, а откуда, по-твоему, берутся эти истории? В истории подобное случалось не раз. То война, то мир, снова и снова. Более того, Бемия Тимсул, великий драматург второго века, который…

– Острый, – предупредил я его, стараясь говорить как можно тише.

– Ладно. Тимсул сказал, что мы – ну то есть люди – ничего не можем с собой поделать. Пока существуют такие понятия, как «больше» и «меньше», мы обречены соперничать друг с другом за еду, серебро и половины монет. Мы мечтаем о том, чего у нас нет, и на многое готовы, чтобы получить желаемое. Лучше. Больше. Сравнение ведет нас к гибели, оно – мать и зависти, и гордости. Возможно, у богов все то же самое.

Всю жизнь я занимался тем же самым, только сравнивал себя с тем, кем, по-моему, мне следовало быть – более богатым, более худым, более свободным, лучшим. Я вдруг понял, сколько горя это принесло мне и что из-за этого я был вынужден всю жизнь провести в бегах. Я сбежал от родителей и их простого ремесла. Я пробежал половину Дальних Краев, просто чтобы остаться в живых. Я даже уехал в Аракс, чтобы выбраться из нищеты в Таймаре. Я сбежал с того корабля и с тех пор не останавливался, несмотря на то, что умер в процессе. Я хотел получить свою половину монеты только для того, чтобы бежать дальше. А почему? Из-за моего стремления к «больше» и «лучше».

Я поразмыслил над этим, слушая уникальную, постоянно меняющуюся музыку дождя. Его инструментами были лужи, навесы, глиняные колпаки дымоходов. В такие мгновения я мог забыть обо всем, но сейчас было не самое подходящее время, чтобы уходить в себя. Пора действовать. Пора что-то менять.

– Да пошло оно все, – рассмеялся я. – Я поклялся, что добуду свободу, и я ее получу. И если для этого нужно спасти весь остальной мир, что ж, пусть так. Значит, богам просто повезло.

Изящным движением руки я вытащил Острого, подставил его под струи дождя, а затем воткнул в землю. Затем я стряхнул с себя одежду и, оступившись, побежал к стене какой-то башни, которая возвышалась над нами, словно утес. Пригнувшись, я начал освобождать себя от разума человека, его мышц, его кожи. Один рывок, и я вышел на свободу, и мои собственные пятки заскользили по грязи. Человек накренился вперед, прижав руки к телу, и нацелился в стену, словно козел.

Затем раздался глухой стук, и голый мужчина растянулся у стены. Я как порядочный человек оттащил его в переулок и накрыл мешковиной. Да, я ограбил человека и бросил его под дождем, и, возможно, это не лучший способ начать добродетельную жизнь, но, думаю, он бы поблагодарил меня, если бы узнал, какое решение я принял. Никто не любит катастрофы. Если кто-то любит, значит, он – идиот, и если он погибнет, то и поделом ему.

Вытащив Острого из грязи, я заткнул его за пояс своей новой одежды и пошел в дождь. Таким целеустремленным я не был с тех самых пор, как умер.

ВДОВА ХОРИКС СКУЧАЛА.

Она сражалась с куском холодной верблюжатины, гоняя его ножом вдоль золотой окружности на тарелке. Она оттолкнула в сторону редиску, и та, подпрыгивая, полетела по столешнице из оникса.

Все было тихо, только шелестел дождь на балконе и гудела пара колибри, летавшая вокруг пальмы в кадке. У стен столовой застыли слуги – молчаливые, как и подобает мертвым.

Несколько дней прошло с тех пор, как Мелебер Крейл явился с докладом, и этих дней было уже слишком много; вдова Хорикс начинала терять терпение. Она потратила достаточно времени, пересчитывая половины монет в своих сокровищницах и наблюдая за армией работников, которая била молотками и пилила доски в подвалах. Она почти ничего не ела. Спала она не так крепко, как обычно. И у нее по-прежнему не было замочного мастера.

Хорикс вцепилась в край тарелки и швырнула ее в ближайшую стену. Покрытый позолотой фарфор раскололся на куски. Редис и ошметки мяса полетели во все стороны. Колибри и слуги стремительно покинули столовую – остался лишь один призрак, который ползал по полу, пытаясь собрать упавшие овощи.

– Прочь! – завизжала вдова.

Оставшись в одиночестве, она стукнула рукоятью ножа по столу и устремила взгляд на дверь в дальнем конце зала.

Она снова ударила по черному камню, заставив стальное лезвие ножа зазвенеть. Кулак, в котором был сжат нож, дрожал от злости. Хорикс занесла руку для очередного удара, когда топот огромных сапог объявил о прибытии Калида.

– Входите, полковник! – рявкнула Хорикс еще до того, как его костяшки коснулись двери.

– Хозяйка, вы, как всегда, проницательны, – сказал Калид. Его голос был хриплым и низким от пыли. Калид закрыл дверь и широким шагом пошел вдоль длинного обеденного стола.

– Что происходит в подвале? – спросила Хорикс. – Наш новый главный строитель Полдрю работает по плану?

– Ямак утверждает, что да. Возможно, он закончит даже раньше срока.

– Хм…

Ее доверие к Ямаку умерло несколько недель назад. Хорикс посмотрела на полковника: хмурясь, он стоял по стойке смирно. Под его глазами висели большие мешки, столь же черные, как и его растрепанная борода.