Алексия не устояла, упала на колено.

– О-о… Извиняюсь, – пробормотал Баранов, пошатываясь, пошел дальше.

Алексия вздохнула. Ну толкнул и толкнул. Ну упала. Колготки не порвались, это главное!

Она сбегала в туалет, зашла в гардеробную, откуда написала Машке, что уходит. Та ничего не ответила, наверное, продолжала танцевать.

Застегнув куртку, Леша вышла из школы.

И точно на стену невидимую налетала.

Потому что впервые в жизни увидела драку.

Нет. Не так. Она увидела избиение.

Кулак Рустама со свистом опускался на лицо Баранова. Снова и снова. И еще куда-то.

А рядом стояла толпа. Почти весь их класс. И еще кто-то. Алексия не могла разобрать.

Она застыла, будто ее ударило током. Ноги стали тяжелыми, словно вросли в асфальт. Воздух перестал поступать в легкие, она забыла, как дышать. Она стояла истуканом и отказывалась верить своим глазам.

Это же… Это же ужас! Это же… Это надо остановить.

– Хватит, – выдохнули ее губы почти беззвучно.

Ее никто не услышал.

Кулак Умарова снова взметнулся в воздух. И дальше брызнула кровь…

Алексия их видела. Эти брызги…

Точно в замедленной съемке, она, едва перебирая ногами, не осознавая до конца, что делает, кинулась туда, в толпу и закричала уже громче:

– Хватит!

На этот раз ее услышали.

И все повернулись в ее сторону. Кто-то усмехнулся, кто-то, кажется, даже сказал что-то по типу: «А вот и она…» Но их взгляды жгли кожу.

Алексию задержали. Перехватили за талию и дернули назад.

Умаров же, так и продолжая стоять с занесенным кулаком, рыкнул:

– Уведите ее.

– Нет! Умаров, нет… Рустам!..

В мозгу что-то взорвалось. Ей не хотелось думать, но думалось… Что из-за нее. Потому что там, на лестничном пролете, когда она упала, тоже был Рустам…

Запах крови забил ноздри Алексии. Ее реально оттащили прочь. В ушах звенели стоны Баранова, а еще звук ломающейся кости. Кто-то скажет, что такое невозможно услышать. Наверное. Алексия не знала. Она просто слышала, и точка.

Потом на крыльцо выбежала Машка. Учителя. Директор. Много народу собралось.

Алексия не помнила, как добиралась до дома. Вроде бы вызвали такси. Машка проводила ее до подъезда.

– Слушай, успокаивайся давай. Чего ты ревешь?

– Чего?.. Ты спрашиваешь чего? – Она захлебывалась в истерике. – Ты видела лицо Баранова?

– Нет! И тебе нечего было смотреть! Этот придурок наехал на Рустама и…

– Он не имел права его бить!

– Ой, все! Иди домой! Тебе еще сейчас матери объяснять, чего ты такая зареванная!

У Баранова оказались сломаны челюсть и нос. Одно ребро тоже пострадало. Лечение ему оказывали в частной клинике. Угадайте, кому принадлежащей? Пра-авильно, семье Умаровых.

Заявление в полицию написано не было. Сцена избиения со всех камер удалена. В сети тоже ничего не появилось.

Ребята говорили, что кто-то из параллели снимал. И видео вроде было. Но приехали люди Арслана Тагировича. И видео не стало. Ни у кого.

Алексия молчала, в сторону Рустама даже не смотрела. Да пошел он… Придурок. Ублюдок. Так избить человека! И за что? У нее не укладывалось в голове. Она две ночи не спала. Все думала, как придет в школу и выскажет все, что думает, этому Умарову.

Ага, как же, высказала.

Зашла в класс после выходных и сразу же натолкнулась на взгляд темных глаз. В классе при ее появлении так же, как и у школы в пятницу, воцарилась тишина.

Все ждали, затаились. Приготовились.

Сжав губы, Алексия прошла за свою парту и грохнула рюкзак на соседний пустующий стул. Где Машка? Почему снова опаздывает?

Позже Алексия не раз спросит себя, может, зря она молчала. Тогда и потом. Что надо было в лицо высказывать Умарову все, что она уже тогда о нем думала.

Проблема заключалась в том, что Алексия до конца не верила, что нравится Умарову. Что он ею по каким-то причинам увлекся.

Да и увлекся ли… Алексия не верила в подобного рода «ухаживания». Ее коробило от его взглядов, от его недобрых слов.

На уроке она была рассеянной, плохо соображала. Когда прозвенел звонок, запихала учебники и собралась уже вставать, когда услышала:

– Вышли все.

Это был Умаров.

– С чего бы? – Маша все-таки с опозданием, но явилась в класс.