— Та-дам! — театрально взмахнул я руками и снял с себя иллюзию Громова.

Хаоситы громко выдохнули и принялись живо обсуждать мой внешний вид. И буквально через мгновение они сошлись во мнении, что сейчас я выгляжу лучше, чем прежде. Оно и понятно. Для зверолюдов главное, чтобы рост был повыше да мышц побольше. А моё родное тело всем этим обладало с лихвой: плечи — во, бицепс — хрен обхватишь, а пресс — настоящая стиральная доска.

Имперцы же более тщательно разглядывали меня. Особенно баронесса. Она пару раз прошлась въедливым взором по моим мышцам и лицу, будто придирчивая покупательница. И её мордашка постепенно разглаживалась, а в глазах зажглись огоньки. На губах же заиграла довольная улыбка. Но спустя миг она спохватилась и напустила на себя суровый, отстранённый вид.

— Всё, хватит, налюбовались! — бросил я горожанам, бодро сошёл со ступеней и двинулся к Хеймдаллю.

Он в одиночестве опирался плечом на растрескавшуюся стену дома. Громов уже успел уйти со жрицей. Они исчезли, когда подошла к концу демонстрация моего нового тела.

— Есть идеи, где искать информацию о Древних? — спросил асгардец, скользнув мимолётным взглядом по Башне, возвышающейся над площадью как чёрная мрачная скала, об которую разбились сотни кораблей. В карканье летающего вокруг воронья будто даже слышались крики тонущих моряков, захлёбывающихся бешеной водой и собственными воплями, пропитанными животным страхом.

— Там, куда ты смотришь, — невесело усмехнулся я. — Но прежде чем мы приступим к этому, ответь на один вопрос. В твоей жизни в последнее время происходило что-нибудь странное?

— Локки, ты издеваешься? — исподлобья зыркнул на меня бог. — Вся моя жизнь теперь — одна большая странность. К чему ты вообще задал этот вопрос?

Я набрал в грудь побольше воздуха и рассказал ему о безутешной матери и её больной дочке. Конечно, упомянул и то, что спас её с помощью молодильного яблока.

— Удивительное совпадение, не правда ли? Чую, за ним стоит Древний. Возможно, он испытывает меня, — подытожил я, потрогав двумя пальцами кончик острого уха.

— Полагаешь, что он и меня испытывал? — сощурился бог, мучительно-задумчиво наморщив лоб, словно быстро, минуту за минутой, просеивал события последних дней.

— Весьма вероятно. Но я пока не понимаю, для чего он это делает.

— Хм, — хмыкнул асгардец, потирая подбородок. — Что ж, я поразмыслю над этим в тишине и покое, а затем вернусь.

— Как тебе будет угодно, — пожал я плечами.

Бог кивнул и скрылся в портале.

А я постоял немного под палящими лучами солнца, размышляя о Древнем, а потом провёл рукой по лбу, будто отгонял мысли о нём, и двинулся по городу. Сейчас ведь неплохое время, чтобы познакомить и других горожан с моим настоящим телом.

Я в каждом районе Гар-Ног-Тона собирал народ и делал всё то же самое, что и на ступенях Дворца Совета. И каждый раз хаоситы приходили к выводу, что моя вторая ипостась лучше первой.

Так прошло несколько часов. Яростное солнце уже начало сползать к горизонту. Жара чуть-чуть спала и в прокалённом пыльном воздухе появилось дыхание первых сумерек.

— Пора возвращаться в храм, — пробормотал я и двинулся прочь с окраины города, где оказался в результате своих «гастролей».

Путь мой лежал через узкие вонючие проулки, загаженные перекрёстки с потрескивающими деревом кострами и грязные улочки, где мусор порой скрывал стены домов.

— М-да, работы предстоит много, — пробормотал я, безрадостно оглядывая заполненные нечистотами канавы, привлекающие сотни мух.

Внезапно слева от меня раздался подозрительный шорох. Я тут же повернул туда голову, вызвав атрибут «взрыв энергии». Он окутал мою кисть, а взгляд упал на кусок ткани, закрывающий вход в лачугу. Тот слегка покачивался, хотя ветра не было. Ни дуновения.

— Выходи, пока я тебя не изжарил магией, — угрожающе процедил я, играя желваками.

Одна томительная секунда растянулась на минуты, пока я ждал ответа. И он последовал…

Из-за куска ткани выскочила жирная крыса, задев его. Она сверкнула голым хвостом и скрылась в куче мусора, бросив на меня сердитый взгляд глаз-бусинок, похожих на замёрзшие капли крови.

— Пожри тебя Хель, — проворчал я, но расслабляться не стал, а откинул рукой ткань, заглянув в лачугу.

Единственной угрозой, прячущейся в ней, была вонь. Внутри сдохла собака, а недалеко от неё возвышалась горка собачьих костей.

— Корейцы, что ли, тут жили? — пробормотал я, вернул кусок ткани в исходное положение и развернулся, чтобы продолжить путь, но замер, едва не выругавшись.

Он подкрался незаметно, как Смерть, туманная дымка, мрак. Невысокий согбенный старик в балахоне, словно сотканном из тёмно-синего куска неба. Под его высохшей старческой кожей расползалась паутина чёрных вен, пронзая худощавое лицо со впалыми щеками, выпуклым лбом и острыми, словно у эльфа, ушами.

Ввалившиеся глаза, тёмные как ночь и бесстрастные словно звёзды, изучали меня будто через микроскоп, как какую-то непонятную бактерию. Его взгляд выворачивал наизнанку, резал скальпелем. И страх внутри меня начал подкатывать к горлу, как холодная рвота. Но я каким-то чудом переборол его.