— Слов нет, — честно ответил я, не отрывая взгляда от этого зрелища. — Даже не представлял, что она такая… старая…

— Мощная, да?

— Ага, — ответил я.

Мы въехали в город через восточные ворота, и я тут же окунулся в бурлящий котёл столичной жизни. Стражники, увидев знамёна Шуйского, сразу же пропустили обоз, даже не задавая вопросов. Улицы, хоть и широкие, были забиты народом. Скрипели телеги, сновали туда-сюда купцы в богатых одеждах, на породистых конях. Монахи, нищие. Гул голосов, ржание лошадей, всё это сливалось в единый, оглушающий шум.

Проезжая торговые ряды, в нос ударили запахи рыбы, мёда, воска, навоза, нечистот и гари. Просто чудовищный коктейль…

Я невольно засмотрелся на всё это безумие. В Курмыше ничего подобного не было. Даже Нижний Новгород казался тихой деревней по сравнению с этим муравейником.

Наш отряд, возглавляемый Шуйским, медленно продвигался сквозь толпу. Люди расступались, с любопытством и почтением глядя на знамя воеводы. Крики продавцов смешивались с ржанием лошадей и лаем собак. Кто-то зазывал купить свежую рыбу, кто-то — шкуры, кто-то предлагал мёд и воск.

Наконец-то наш обоз остановился перед массивными воротами. Ворота были не деревянные, как я ожидал, а каменные, добротные, с железными петлями и засовами. А над воротами виднелся герб Шуйских.

(От авторов: Герб князей Шуйских в XV веке, согласно описанию в Гербовнике В. А. Дурасова)

— Приехали, — объявил Шуйский, и его голос прозвучал устало, но довольно.

Створки распахнулись, и наш обоз въехал внутрь.

Подворье оказалось огромным. Целое поместье, больше похожее на небольшую крепость. Двор был вымощен камнем, по периметру стояли каменные и деревянные здания, терема, амбары, конюшни. В центре двора возвышался главный терем — трёхэтажный, с резными наличниками и высокой крышей. Стены были побелены, что делало их почти белоснежными. И за крышами теремов, со двора, были хорошо видны белокаменные стены и башни Кремля, находившегося совсем рядом.

— Красиво, правда?

— Красиво, — согласился я, оглядываясь. — И богато.

Ярослав усмехнулся.

— Дядя Василий, один из самых влиятельных бояр при дворе Великого князя.

Обоз остановился. Тут же к нам бросились слуги, принимая поводья лошадей. Дружинники начали спешиваться, холопы принялись разгружать телеги. Я тоже слез с Бурана, передал поводья подбежавшему конюху. Ратмир и Глав держались рядом со мной, оглядываясь по сторонам настороженно. Для них, как и для меня, всё это было в диковинку.

Из главного, самого высокого терема, вышла женщина лет сорока, в богатом синем платье с вышивкой и с платком на голове. Волосы убраны под платок. Она быстрым шагом направилась к Шуйскому.

— Василий Фёдорович! — раздался её голос, в котором слышалось огромное облегчение. — Слава Богу, живой!

Шуйский, опираясь на костыль, вылез из телеги. Его встретила целая толпа слуг и холопов, которые суетились вокруг.

— Живой, Анна, живой, — он обнял её одной рукой, опираясь другой на костыль. — И почти здоровый.

Она тут же отстранилась и посмотрела на его ногу с тревогой.

— Что с тобой? Ранен?

— Так, пустяк, — отмахнулся Шуйский. — Меня уже залатали, и нога почти не болит. — При этом он показал женщине на меня. — Вот тот юноша, что Ярослава от хромоты лечил. Вот он меня сам зашивал. Хотя, поверь, досталось мне неплохо.

Анна перевела взгляд на меня, и я невольно выпрямился. Её взгляд был… оценивающим. Она оглядела меня с ног до головы, задержалась на сабле, на кольчуге, которую я не снял с дороги.

— Митрий, подойди, — попросил меня Шуйский.

Я подошёл и поклонился в пояс.

— Митрий, слуга ваш, госпожа.

Анна кивнула, но не улыбнулась.

— Слыхала о тебе. Говорят, ты чудеса творишь. Раны зашиваешь так, что люди даже не умирают от горячки.

— Стараюсь, госпожа, — осторожно ответил я.

Она ещё немного помолчала, изучая меня, потом кивнула.

— Лариска, — слегка повысила голос боярыня.

— Да, хозяйка.

— Покажи юному воину его комнату на втором этаже. Поняла?

— Да, хозяйка, — поклонилась холопка.

Перед этим я забрал свои вещи с коня, после чего пошёл к женщине по имени Лариска. И краем глаза заметил, как Анна обнимала Алёну.

— Алёнушка, здравствуй, дитя, — ласково сказала она девушке. — Пойдём в терем, на женскую половину. Устала, небось, с дороги.