— Даже то, что тело какого-то аристократа летало над столом, объятое синим пламенем? — Муравьев с шумом отложил журнал.

— И бабочки из чистого света вокруг него кружились? — с серьезным видом добавил Муравьев.

— И ангелы пели а-капелла? — не выдержал и подхватил Фролов.

Ужас.

Сарафанное радио больницы — самый мощный усилитель слухов во вселенной. Началось с остановки сердца, а закончилось чуть ли не вторым пришествием.

К концу недели будут рассказывать, что я воскресил мертвого и превратил воду в вино. Нужно было срочно гасить этот пожар тщеславия.

— Что за бред? — я устало покачал головой. — Никто не летал, бабочек не было. Обычная внезапная остановка сердца на фоне гипертрофической кардиомиопатии. Стандартная реанимация в нестандартных условиях.

— Стандартная? — Фролов недоверчиво поднял брови. — Десять минут поддержания жизни на чистой «Искре» — это теперь стандарт?

— Ладно, не совсем стандартная, — пришлось мне согласиться. — Но давайте к делу. Время идет. Чем вам помочь? Где затыки с пациентами?

Я приготовился к привычному потоку вопросов, но вместо этого хомяки переглянулись.

— Да у нас как-то все нормально, — пожал плечами Величко.

— Все под контролем, — уверенно кивнул Муравьев.

— Ну, вот вчерашний случай с Бельским… — неуверенно проговорил Фролов.

— Бельский не считается, — строго прервал я его. — Это уникальный случай, один на сто тысяч. С таким вы, может, больше никогда не столкнетесь. Я про рутину.

— Тогда у меня тоже все отлично, — с широкой улыбкой отрапортовал Суслик.

Я смотрел на них с нескрываемым удивлением. И легким разочарованием.

Я привык быть центром их профессиональной вселенной, последней инстанцией, решающей все ребусы. А теперь… они справляются сами? Неужели я их так хорошо научил? Или они просто боятся признаться в проблемах после моего двухдневного отсутствия?

Крылов, все это время молчавший у окна, неожиданно подал голос. Его тон был, как всегда, сухим и нейтральным, но в нем не было привычной враждебности.

— Да нет у них проблем, — констатировал он, глядя куда-то во двор. — Это они все сами справляются. Я же тут был все это время, наблюдал. Их даже Шаповалов в субботу хвалил. Сказал, что наконец-то дождался в отделении настоящих лекарей, а не студентов-недоучек.

Вот это да.

Похвала от Шаповалова — это как орден «За заслуги перед отечеством». А из уст Крылова, нашего приставленного «шпиона», это звучало как объективный отчет разведки.

Значит, это была не бравада. Они действительно… выросли. Мои хомяки превращались в настоящих волков. И это было чертовски приятно.

Я обвел их взглядом, и на этот раз в нем было искреннее, неподдельное уважение.

— Молодцы, ребята. Горжусь вами.

Они тут же засмущались, как школьники, получившие неожиданную пятерку. Фролов покраснел, Величко уткнулся в свой журнал, а Муравьев сделал вид, что его кофе вдруг стал невероятно интересным.

— Смотри-ка, птенцы научились летать! — хихикнул в моей голове Фырк. — Скоро из гнезда выпихнут тебя и займут твое место!

— Пусть выпихивают, — с теплотой ответил я. — В этом и есть смысл работы наставника. Не держать их вечно под своим крылом, а научить летать выше, чем ты сам. Хотя… немного непривычно. Кажется, мне тоже придется искать для себя новые вызовы.

К половине девятого Шаповалов так и не появился.

Это было уже не просто странно. Это было аномально.

Шаповалов и опоздание — это как сухой скальпель или стерильный гной. Несовместимые понятия. Его ежедневный приход в половине восьмого был таким же незыблемым ритуалом, как утренняя планерка или вечерний обход.

Его отсутствие — это не просто сбой в расписании, а системная ошибка. Что-то пошло не так.

— Ладно, — я поднялся, принимая на себя роль старшего. — Идите на утренний обход по своим пациентам. А я пока займусь новыми поступлениями.

Хомяки послушно разошлись, оставив меня одного в ординаторской.

А я направился на сестринский пост, надеясь получить хоть какую-то информацию. За стойкой, перебирая истории болезни, сидела Кристина.

И не просто сидела — она буквально светилась изнутри, как новогодняя елка с включенной гирляндой.

— Доброе утро, Илья! — просияла она, заметив меня. Улыбка была такой широкой, что, казалось, еще чуть-чуть, и она просто лопнет от счастья.

— Доброе, Кристина, — я невольно улыбнулся в ответ. — Что-то ты сегодня особенно радостная. Хорошие новости?

Она тут же густо покраснела, но глаза продолжали сиять.

— С Артемом все хорошо, — смущенно проговорила она. — Мы в субботу на свидание ходили. В кино, потом в ресторан… Он такой… замечательный.

Хорошо. Хоть у кого-то сегодня все идеально.