— Да, — спокойно кивнула Кобрук, и это ее спокойствие было чересчур показным. — Система так работает. Иногда просто нужно подчиниться. Кстати, чтобы ты не волновался, Крылова тоже через неделю отправляют обратно во Владимир.

— И Крылова? — удивился я.

— И Журавлев здесь долго не задержится, — добавила она, глядя на меня поверх очков, которые снова нацепила на нос. — Выполнит свою миссию и уедет.

«Миссия». Какой точный и зловещий выбор слов. Не «проверка», не «инспекция». У проверок есть регламент. У инспекций — цели.

А у «миссии» есть только одна задача, и она, как правило, не афишируется.

Я задумался, пытаясь выстроить логическую цепочку.

Эпидемия «стекляшки» идет уже полгода. Сначала все силы бросили на усиление Мурома, прислав того же Крылова. Теперь внезапно усиливают Владимир, забирая нашего лучшего хирурга.

Логики в этом не было никакой — население Владимира в пять раз больше, им всегда нужны кадры. Но забирать заведующего хирургией из и так обескровленной районной больницы?

— Странно, что Игорь Степанович трубку не берет, — заметил я, снова возвращаясь к этой тревожной детали. — Мог бы хотя бы предупредить.

— У них там действительно аврал, — Кобрук пожала плечами с видом человека, которого уже ничем не удивить. — Вся область в экстренном порядке скинула им персонал. Около ста человек дополнительно за сутки. Представляешь, какой там хаос?

Сто человек. Она создавала картину вселенского бардака, в котором пропажа одного человека — ничего не значащая мелочь. Но это была ложь.

Шаповалов не тот, кто потеряется в толпе. Он тот, кто эту толпу организует.

Даже если бы во Владимире начался конец света, он нашел бы тридцать секунд, чтобы ответить на звонок. Или скинуть короткое сообщение. Хотя, в больнице никогда нельзя быть ни в чем до конца уверенным. Все-таки я не знаю той ситуации, что там творится.

— И вы не считаете это странным? — я пристально посмотрел на нее. — Он же заведующий отделением. На нем вся экстренная хирургия держится.

Кобрук откинулась в своем массивном кресле, и ее поза из оборонительной стала властной. Она перешла в наступление.

— Считаю. Но, во-первых, у нас есть Игнат Семенович Киселев, который временно возьмет ваше отделение под свое крыло. А во-вторых, — она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза, — у нас есть ты.

— Я? — я невольно поднял бровь.

Конец гамбита. Они пожертвовали «ладьей», Шаповаловым, чтобы продвинуть в «ферзи» меня.

Или она хочет заставить меня так думать. Вопрос — это их изначальный план? Или гениальная импровизация Кобрук, которая решила использовать атаку врага в своих целях?

Сообщив мне эту новость, она еще и сделала мне предложение. И от моего ответа теперь зависела судьба всего отделения.

— Да, вы, — подтвердила Кобрук, и ее взгляд стал жестким. — Слухи распространяются быстро, Илья Григорьевич. Девяносто шесть баллов на экзамене, спасение барона фон Штальберга, позавчерашний невероятный случай с сыном графа Ушакова… В общем, мне сказали напрямую, цитирую: «пусть это будет проверкой для Разумовского».

Проверкой. Какое точное и циничное слово. Скорее полевое испытание под вражеским огнем. Они бросали меня в самое пекло — без командира, без поддержки, — чтобы посмотреть, выживу ли я. Или сгорю.

А они будут наблюдать с безопасного расстояния. Блестящий ход.

Если я справлюсь, у них будет новый герой, которого можно будет предъявить общественности. Если провалюсь, то на меня спишут все проблемы, и Журавлев с радостью меня сожрет.

— Но тут же Журавлев со своей комиссией, — возразил я, пытаясь понять эту безумную логику. — Они что, в разных ведомствах работают? Гильдия-то одна.

— Гильдия одна, а отделы в ней разные, — терпеливо объяснила Кобрук. — Когда организация разрастается до таких масштабов, правая рука часто не знает, что делает левая. Мы до сих пор не понимаем, чего на самом деле хочет Журавлев. Так что будь начеку.

Бюрократическая отговорка. «Правая рука не знает, что делает левая». Это было слишком просто, а Кобрук была не так примитивна.

Что означало одно из двух: либо в верхушке Гильдии шла война кланов, и разные фракции делали ставки на разные фигуры — одни на Журавлева, другие на меня. Либо… она намеренно скармливала мне эту упрощенную версию, чтобы скрыть истинную картину и посмотреть, проглочу ли я наживку.

— Правая рука, левая рука, а голова у этой вашей Гильдии вообще в отпуске на Канарах! — хихикнул в моей голове Фырк. — Бюрократия еще хуже чем у нас в Совете!