Я скачу, но я скачу иначе,

По полям, по лужам, по росе…

Вела она, надо сказать, очень уверенно и напористо, будто немало часов провела в седле, точнее, за рулём мощной тачки. Водители открывали рты, глядя на амазонку затянутую в кожу, с конским хвостом на затылке и со злым лицом.

Она срывалась со светофоров, наполняя улицы благородным и тревожным рокотом и неслась дальше. «Мустанг» рычал, кроя вечерний город и уставших ездоков, возвращавшихся по своим унылым стойлам, на чём свет стоит.

Жанна глянула на меня и на привычно злом лице я прочитал новые чувства. Оно выражало торжество и… радость. Тщательно скрываемую, но радость. Мы выезжали из города, оставляли суету и вырывались на простор загородного шоссе.

Разумеется — на «дорогу судьбы» . Иначе и быть не могло. Я снова мчал по направлению к Осиновке. Опускалась темнота, и наш вороной конь, превратившись вдруг в опасного хищника, слился с чернотой ночи.

Жанна протянула руку к магнитоле, несовременной и совершенно олдскульный, и нажала кнопку.

«А теперь», — сразу, будто ждал этого момента, воскликнул развязный радиодиджей — «наступает время классики. Ребята, я уверен, вы оцените эту песню. Вы её все отлично знаете. Я даже не буду её называть. Просто оторвёмся вместе. Погнали!»

И пока он ещё даже не закончил говорить, на фоне его голоса уже понеслись раскаты грома и гитарные рифы, которые действительно были знакомы многим, по крайней мере, в том, моём времени.

— Да-а-а!!! — будто боевой клич прокричала Жанна и повернулась ко мне.

И я увидел на её лице страсть. И улыбку, или, вернее, гримасу, будто она бросалась в бой и как бы говорила, мол, я им не завидую! А потом пошла моща от Кипелова.

Жанна из тех королев

Что любят роскошь и ночь

Только царить на земле

Ей долго не суждено

Ну, а пока

Как богиню на руках

Носят Жанну…

Мы неслись по ночи. Гремела музыка. Какое-то жуткое устройство в багажнике делало звук объёмным, сочным, упругим и ужасно громким. Машина вздрагивала на каждой ноте.

— Сводит с ума! — орала Жанна, подкидывая дровишек. — Улица роз!

Мы гнали вперёд, обгоняя редкие автомобили, влетая в повороты взмывая на горках и срываясь вниз. На том берегу тонуло в дымке зарево города, а здесь мелькали огни банкетных залов, кафешек и слепящие лучи встречных машин.

Сводит с ума

Улица Роз

Спрячь свой обман

Улица слез

Я люблю и ненавижу тебя!

Да, это и была моя улица Роз , вырваться за пределы которой у меня не получалось с самого девяносто пятого года.

Вдруг Жанна притормозила и свернула с дороги направо. Я протянул руку и убрал громкость.

— Шашлычка закрыта, походу, — кивнул я на очертания тёмных зданий впереди.

Она не ответила, съехала на грунтовку и ещё какое-то время медленно везла меня вперёд. А потом остановилась. Мы оказались на краю площадки над рекой, практически как у Садыка на даче, только ближе к городу. Верхотомск лежал прямо перед нами, а мы, не выходя из машины, смотрели на зарево вечерней жизни, переливающиеся вывески и светящееся небо.

— Где ты так научилась управляться с «Мустангом»? — спросил я, глядя на огни.

— Жеребцы — моя страсть, — усмехнулась она. — Но обо мне, моих умениях и предпочтениях мы поговорим в другой раз. — Давай, показывай, что там у тебя есть.

— Усы, лапы и хвост — усмехнулся я, повернувшись к ней. — Подойдёт?

— То, из-за чего ты меня вытащил на эту увлекательную прогулку, — ответила она без улыбки и тоже повернулась ко мне.

В темноте, подсвеченная дальними огнями, практически невидимая, она выглядела недобро. Блеск глаз и светлые зубы делали её похожей на неодолимую хищницу. Такую, что не возьмут ни пуля, ни сталь клинка, ни уж тем более грубая мужская ласка.

— Вчера ко мне домой, — сказал я, — приходил Раждайкин. — Он открыл дверь своим ключом и вошёл в прихожую. На руках его были чёрные резиновые перчатки.