Шрифт:
— А ты как считаешь? — поддержал я разговор.
А через кого он мог устроить мне ментовское давление? Через Романова, через кого ещё. Я засвечен на этой вечеринке и дать ход показаниям цыган можно по щелчку пальцев. Даже быстрее. А там и котлован всплывёт.
— Я? — рассеянно переспросила она и махнула рукой девочке-барменше. — Моя хорошая, ты всю бутылку неси сюда, чтоб тебе не бегать каждый раз. Ставь вот сюда. Я лично не хотела, чтобы Мотя уезжал. Он мальчик домашний, ему в этой волчьей стае тяжело будет. Но, с другой стороны, у него есть потенциал. А раз есть, пусть пробует, развивается. Знания есть. Английский на высоте, французский приемлемый. С китайским, конечно, ни шатко ни валко. Но подучит ещё.
Не сможет Петя меня уберечь, даже если захочет. А это значит, что нужно играть на опережение.
Катя налила себе ещё.
— Кать, а почему ты сама не уезжаешь? Что тебя держит? Ты думаешь, Никитос к тебе вернётся?
— А? — она посмотрела на меня уже не слишком трезвым взглядом. — Вернётся? Он, может, и захочет, когда эта губастая и сисястая мокрощелка ему надоест. Да только, кто его пустит? Мне сказали, что он уже фактически съехал от неё и живёт практически постоянно на даче или здесь, знаешь дом элитный на Набережной? Высотка, ну?
— Да знаю, знаю.
— У него там квартира есть. А она в хоромах одна царит. Царица недоделанная. Юность и привлекательность проходят быстро, а ум прибавляется медленно. А у некоторых вообще не прибавляется, а убывает.
— Кать, хорош бухать.
— Чё? Ты меня учить что ли будешь?
— Нет, — покачал я головой и положил свою руку поверх её. — Учить не буду, а вот пожалеть могу.
Она зависла. А мне правда стало жалко её профуканную жизнь. Я и злился на неё, и презирал, и даже, может быть, ненавидел… Но и жалел. В итоге-то, похоже, она сама себя и наказала. Не отдай тогда она мои бумажки Никитосу, может, всё иначе бы сложилось…
— Жалеть меня не нужно, — покачала она головой. — А вот Никитосом его только один человек называл. И это было очень давно. Жалко, что ты не его сын. А мог бы…
— Да что старое ворошить, — кивнул я.
— Есть в тебе что-то такое… — подмигнула она. — Девки поди проходу не дают?
— Чего? — засмеялся я. — У Моти спроси, он скажет.
— Что он скажет-то? — махнула рукой Катя. — У него все задроты, тормоза, кринжовые и… что там ещё… не помню, ещё словечко какое-то. Для него только тир-один нормальные чуваки. Но мне и спрашивать не надо. Я сама вижу.
— Преувеличение, но спасибо, — сказал я. — Ладно, Кать, я пошёл.
— Сиди, куда пошёл-то? Сейчас Ленка придёт. Я ей тебя показать хочу.
— А это, как раз, не нужно, — покачал я головой. — Я бы с тобой посидел ещё, но не хочу, чтобы она нас видела.
— Чё такой стеснительный?
— У тебя и так с Никитосом напряги. Зачем усугублять?
— Чего? — засмеялась Катя. — Усугу- чего?
Филолога сразу видно. По подходу. Я усмехнулся.
— Блять. Усугублять, Кать.
Она захохотала.
— Нет, Ленка ему не скажет, ты шутишь что ли? Она со мной…
Катя задумалась.
— Миллион лет, короче.
— А что за Ленка?
— Миронова. Подруженция моя.
Да, Миронова точно крутилась вокруг Катюхи ещё с тех времён. Хитрая. Никогда мне не нравилась.
— Я тебе щас один умный вещь скажу, только ты не обижайся, да? — с выговором Фрунзика Мкртчяна произнёс я и Катя захохотала.
А я наоборот стал предельно серьёзным.
— Вокруг тебя нет ни одного человека, Катя, ни одного, кто бы не стучал Никитосу. Только я. Имей в виду. Я тебе серьёзно говорю. Подумай сама.
Она даже протрезвела немного.
— Ладно, позвоню как-нибудь, — снова улыбнулся я. — Пальто к хозяйке просится.
Я подмигнул и пошёл. Заплатил на кассе и вышел. А она осталась. Будто окаменела от моих слов. Сидела с открытым ртом и смотрела мне вслед.
А я вышел и зашагал домой. Идти пять минут было. Зазвонил телефон. Икар… Блин, сегодня тренировка, но я, конечно, после выходных был явно в очень хреновой форме. Но говорить ему об этом было нельзя. Выгонит из секции, как нефиг делать. Пацаны рассказывали, там уже куча была таких случаев.
— Здравствуйте, Икар Артурович, — бодро ответил я.
— Ты где? — сразу пустился он с места в карьер.
— Иду из школы домой. Сегодня приду по расписанию.
— Давай, прямо сейчас лети, сам знаешь, куда. Домой не заходи, прямиком сюда лети. Жду пять минут и ухожу.
— Семь, — твёрдо ответил я.
— Ладно, — согласился он и отключился.
Голос у него вроде бы был обычным, но только вроде бы. На самом деле, я почувствовал в нём тревогу. И тревога эта мгновенно передалась мне. Блин. Я, конечно, примерно понимал, о чём может идти речь, но домой мне зайти было просто необходимо! Я остановился. Прикинул, посчитал. И… зарядил, что было сил в кафешку. Добежал за пять минут. Запыхался, задохнулся, но добежал.