Мать вашу за ногу!

Ломиться в соседскую квартиру было точно нельзя. Я бы не успел. Шансов на это не было никаких. Да и вообще, надо сказать, шансов было очень и очень мало. Надо было хотя бы успеть сбросить ключи!

Я мгновенно развернулся и бесшумно, насколько это было возможно, помчался наверх. По лестнице. Наверх, наверх, наверх! Прямо в небеса. Как в песне. От напряжения рвались жилы, рвались сосуды, вены и артерии, не справляясь с бурной рекой кровотока. И с бурлящими потоками адреналина. А в голове бренчал Лед Зеппелин, а я искал волшебное слово, которое помогло той бабе из песни купить лестницу в небеса. Лестницу в Рай…

When she gets there she knows

If the stores are all closed

With a word she can get what she came for

And she’s buying a stairway to heaven

Я искал и искал это слово, а сам забирался всё выше и выше. В самое небо….

Время — штука странная. То оно летит, как сумасшедшее, то мучительно и бесконечно тянется и практически замирает. То не успеваешь заметить, куда делся последний десяток лет, а то не понимаешь, как дожить до конца урока.

Лично мне всегда было не до тупых размышлений о времени. Всегда было некогда. И тогда, и сейчас, в новой жизни. Но самое смешное, что все эти банальности полезли мне в голову именно в эту секунду, когда я нёсся по лестнице наверх.

Снизу раздавались громкий топот и восклицания, а наверху оставалось всего лишь три этажа до конца этой короткой гонки.

Настя могла быть дома. Но даже, если и так…

— Закиров, наверх! — раздалось снизу.

Но даже, если и так, ей нужно было оторваться от компа или отлипнуть от телефона, встать, поискать, разлетевшиеся тапки или поправить съехавший носок, дойти до двери, посмотреть в глазок, сообразить, что это я, протянуть к замку руку, повернуть…

А что нужно было товарищу Закирову? Не снижая темпа и не особо напрягаясь, протопать по лестнице и добежать до четвёртого этажа. Даже интересно кто из них окажется быстрее…

План был прост до ужаса. Как дважды два, как начальная арифметика. Влететь на лестничную клетку, ткнуть в кнопку звонка Настиной квартиры, подскочить к ящику, куда заведены провода интернетчиков и телевизионщиков и сбросить ключи. Всё. На большее времени не было. А там уже чистое везенье. Откроет Глотова — можно попытаться отсидеться у неё, не откроет — сделать удивлённое лицо, разглядывая дяденьку милиционера. Но тут уж всё понятно. Чик-чирик, короче.

Бежал я быстрее Закирова, это уж точно. Даже не топая и ступая мягко, как кошка, я явно побил все мыслимые рекорды. И палец уже выставил, чтобы звонить в первую дверь справа, и траекторию рассчитал, как подскочить к железному ящику. Там, собственно, раз-два и всё. А когда вылетел на последний пролёт, отделявший меня от площадки, практически сразу увидел его.

Он стоял, будто тень — молча, и печально, и, как монах таинственного ордена, смотрел на эту действительность, на несовершенство и суету мира и на страсти, пожирающие людишек. Кабы знать, где упасть, там соломки б подкласть.

Это был Соломка.

Он молча кивнул на открытую дверь своей квартиры. И я, не нажимая на звонок Глотовых, прошмыгнул в его келью. Он притворил за мной дверь. Хорошо притворил, со знанием дела — без скрипа, шума и стука.

— Ладно, ладно, — прошептал он. — Ты же тоже, тоже, не сдал же ментам, не сдал. А так-то да, так-то да, в хате порядок нужен. Порядок…

— Молодец, что хабар по-тихому подкинул, — кивнул я. — Закрыли вопрос и всё.

— Ну, давай, на кухню. Чай, чай.

— Дядя Лёня, попросить хочу, спустись ко мне в квартиру.

Он посмотрел с интересом.

— Им понятые нужны будут, — пояснил я. — Но они могут подбросить что-нибудь.

— Шириво?

— Скорее всего, — кивнул я.

— Змей, змей, собственный хвост жрёт, — усмехнулся он.

— В каком это смысле?

— Всегда так было. Всегда. Мент, мент, жрёт мента. А ты-то и есть мент.

Он подмигнул и засмеялся. Медиум, блин, нашёлся.

— Иди, — мягко, но настойчиво сказал я. — Проследи за настоящими ментами, пожалуйста.

— Ну, ты тут это… не скучай, не скучай тогда… Телевизор вон… телевизор.

Да-да, телевизор. Это точно. Телевизора мне только не хватало. У меня в голове такой был телевизор, что никакой первый канал, помноженный на НТВ, рядом не стоял. Мне и без телевизора, было что прокручивать и моделировать.

Я уселся на старый продавленный диван и огляделся. Обстановка была убогой, хотя и демонстрировала тягу хозяина дома к прекрасному. Дурацкие деревянные подсвечники, чеканки с грудастыми красотками, плакат с одной из них же, хрустальные вазы и прочая мишура скрашивали унылый быт пенсионера-домушника.