— С милфой очередной. Ну-ка иди сюда.

— Чего?

Я взял её за руку и притянул к себе.

— Иди, поцелую тебя.

— А?

Она потянулась ко мне, а я обхватил её голову ладонями и чмокнул в макушку.

— Эй! Что за дела!

— Эх, Настя-Настя, чувствую, вырастет из тебя та ещё сердцеедка. Ты будешь идти, а парни налево и направо штабелями падать. Да?

— Что с тобой? Выспался что ли? Прозрел наконец-то? Счастье своё разглядел?

Она это так серьёзно произнесла и прям на одной ноте, что я не выдержал и рассмеялся.

— Я бы тебя в рамочку вставил и смотрел бы, любовался с утра до вечера.

— Тебе что приснилось? — помотала она головой. — Вроде ничего не топорщилось. Куда идёшь, скажи лучше.

— Иду, дочь моя, на дело.

— Какая дочь? — возмутилась Настя. — Ты во сколько вернёшься, папочка?

— Не знаю пока. По обстоятельствам.

— Человек-загадка, блин. Ты доиграешься, Красивый. Вот брошу тебя, будешь знать тогда. Страдать станешь, да только поздно будет…

Она сказала и вдруг в лице изменилась, словно поняла, что сморозила глупость. Перепугалась.

— Намёки на моё позорное прошлое? — усмехнулся я. — Знаешь, если из-за кого и стоило бы глотать таблетосы, только из-за тебя. Но извини, через этот период я уже прошёл. Так что ты иди, Настя, займись домашним заданием. И думай не о мальчиках, а об экзамене. Мальчики всегда будут вокруг виться. Тебе только надо будет выбрать какого-нибудь надёжного. Но не торопись. Я советую тебе к этому вопросу приступить лет через десять.

— Через десять? — скорчила она недоумённую рожицу.

— Да, ты права. С учётом темпов развития современной молодёжи — лучше через тринадцать.

— А-ха-ха, как смешно. Неблагодарный. Я тут его покой оберегаю, а он прикалывается. Я кстати на кухне всё разложила, пока ты дрых.

— Спасибо тебе, милый друг, а теперь мне пора.

Я купил итальянскую франчакорту и торт из крутой кондитерской в Зелёной поляне. Машину оставил на парковке там же и пошёл пешком. Охрана на этот раз пропустила практически сразу, потому что Катя предупредила их о моём приходе. Пока шёл к дому, позвонил Кукуша. Сообщил, что барон поехал домой и что никакого вьетнамца не было. Я его отпустил и пообещал позвонить завтра.

Катя уже хлопнула для плезиру, и когда я, весь такой кабальеро с холодным шампанским и сладостями, появился на пороге, глаза у неё уже весело поблёскивали, отражая повысившийся уровень дофамина.

— Ах! — воскликнула она. — Прямо дон Жуан!

Ну, это вряд ли, хотя вот этот набор действовал безотказно, когда мы с ней только ещё «дружили».

— Очень странно, — беззаботно пожала она плечами, закрывая за мной дверь. — Но с тобой я чувствую себя на удивление спокойно и свободно. Хотя ты ровесник моего довольно позднего сына.

— Возможно, я являюсь символом того, что жизнь можно прожить заново, — хмыкнул я, но она пропустила это мимо ушей.

— Давай, что тут. О, Италия! Браво, синьор. А торт какой?

— Советовали «Мудрого еврея», но я решил взять «Павлову».

— О, безе! Ты всё правильно сделал.

Ещё бы. То что ты безе любишь, я ещё не успел забыть.

— А я сёмгу запекла. По-домашнему, без особых изысков. Или ты был на Мишлен настроен?

Я, если честно, был настроен на то, чтобы поскорее отсюда смотаться. Свалить нахрен! Потому что все эти пузырьки, безе и сёмга по-домашнему, без изысков — всё это, как раскалённые клейма прошлой жизни, воспроизведённые в новом виде, с болезненной настойчивостью возвращали меня к недавнему прошлому.

Это для неё, для Катюхи, прошло тридцать лет, и всё давно зарубцевалось и огрубело. А моё сердце было как стейк — обугленное снаружи и кровоточащее внутри. И выглядело так же. Наверное.

Мы сели за стол.

— Ну, наливай. Ты чего такой кислый? У тебя всё нормально?

— Да, всё хорошо, — кивнул я. — В принципе. А у тебя?

— Да-а, — махнула она рукой. — Тоже в принципе. Хорошо.

Она осушила бокал, а я только пригубил.

— А Матвей часто у отца ночует?

— Пс-с-с… — Усмехнулась Катя. — Второй раз или третий за всё время.

— А что, повод какой-то?

— Не знаю. Они какие-то планы строят на будущее. Мозговой штурм. Меня не посвящают в детали. Такие у нас отношения интересные.

Она развела руками и едва не сшибла бокал.

— Вчера, — даже не заметив этого продолжала она, — орал, как потерпевший. Мол, ты меня позоришь.

— Это из-за проделок Мэта?

— Наливай. У дамы бокал пустой.

Я подлил.

— Из-за проделок, — засмеялась Катя, быстро хмелея. — Из-за них. Ничего, говорит, тебе поручить нельзя, всё испортишь.