Не потому что мне не нравилась его внешность, а потому что мне не нравился он сам, его подлая натура. Я таких людей видал и раньше, не он первый и не он последний, но только от этого моё отношение к нему не делалось лучше, и мне при каждой встрече хотелось вмять поглубже эту его надменную усмешечку.

А сейчас вот и повод был. Можно сказать, железобетонный, лучше и не придумать. Его тонкие губы скривились в ухмылке, он шевельнул ими, раздвинул и даже успел изречь:

— Ты чё припёрся, преступник малолет…

Я позволил произнести ему несколько этих звуков, но это было всё, что он успел, потому что внутри меня взорвался реактивный заряд, и на этой внезапной и очень резкой реактивной тяге я рванул вперёд. Без угроз, без слов, без замахов и предупреждений, просто сорвался с места как бешеный и долбанул ему своим чугунным лбом прямо в нос. Разумеется, он не ожидал, не среагировал, не успел и не смог бы, если бы даже захотел, потому что гнев, который накрыл меня, очень сложно было остановить. Уж я-то это неплохо знал.

Витя отлетел назад, запнулся за порог и грохнулся на пол в прихожей, начал подниматься, а я подлетел и, взмахнув рукой, обрушил ему на голову картонный подносик с двумя стаканчиками кофе.

Бумажные стаканчики сложились гармошкой и выбросили содержимое, которое задорными потоками потекло по голове Вити.

— Извини, — пожал я плечами, — кофе уже остыл. Не тот эффект, да?

Витя ничего не ответил. Он пока ещё не был готов к диалогу. Как в весёлом мультике он сидел на полу и вращал глазами, наблюдая за звёздочками, кружащими вокруг головы. Ему нужно было для начала осознать, что сейчас произошло.

Он, наконец, замычал, замотал головой, дёрнулся, попытался вскочить и тут же получил кулаком, основанием кулака по чайнику, как молотом по наковальне. Бэм-с. Мультики продолжались, Весёлые, блин, мелодии.

Удар его немного успокоил и помог собраться с мыслями. Он снова помотал головой и уставился на меня, а я опустился перед ним на корточки и пощёлкал перед его носом пальцами.

— Алё, Люся, у тебя что, память как у золотой рыбки?

— Ы-а-а? — промычал он.

— Забыл о романтических прогулках в осеннем туманном лесу?

— Что это такое? — воскликнула Альфа. — Серёжа, что ты наделал!

— Он как здесь оказался? — спросил я, поднимаясь на ноги. — Елена Владимировна, как этот хер с горы здесь оказался? У вас есть вразумительный ответ?

— Ну… он пришёл поговорить. Он хотел попросить прощения…

Она стояла бледная, испуганная, сложив руки на груди. Но забылась, всплеснула руками, и я понял, что это была за поза. Она не хотела, чтобы я видел свежий синяк у неё на руке. Этот упырь так хватанул её повыше локтя, что от его лап остались чёрные пятна.

— Я же вас предупреждал обоих, — воскликнул я, пытаясь хоть как-то унять кипение крови. — Ну, что ж вы за люди-то такие, и как с вами дело иметь. Лена, ну что ты делаешь! Ты нахера слушаешь эту обезьяну? Он же садист!

— Но-но, — воскликнул Витя. — Я бы попросил…

Сука! Я отвесил ему такую оплеуху, что у него башка откинулась.

— Сиди, сучонок, пока я тебе кочан не отвернул. Искренне раскаиваюсь, что пожалел тебя в прошлый раз, чмо ходячее.

— Какой прошлый раз… — испуганно прошептала Альфа. — Он что, правду говорил?

— Лена, ты что хочешь, чтобы он тебе горло перерезал? Или забил молотком? Что ты хочешь? Ты зачем эту мразь на порог пускаешь?

— А ты не много ли на себя берёшь! — заорал Витя, крутанулся на полу и умудрился выскользнуть из-под моей руки.

Он отскочил к входной двери, поднялся на ноги и выставил кулаки.

— Слышь ты, Мухаммед Али, прикрой варежку.

— Я такого отношения больше терпеть не буду, — заорал Петрушка. — Если ты думаешь, что на таких уголовников, как ты, я управу не найду, ты глубоко ошибаешься! Малолетка, ты силён только в сопровождении мордоворота.

— Какого мордоворота? — воскликнула Альфа.

— А у меня, ты знаешь, кто в друзьях? Начальник областного УВД. Я сейчас один звонок сделаю и тебе конец.

— Ну сделай, дебил, — ответил я. — Сделай, макака ты пустоголовая.

Мне прямо захотелось посмотреть, как он будет разговаривать с Никитосом, как тот разорётся, поняв, что его номер оказался у какого-то чмошника в руках. Единственный неприятный момент заключался в том, что этот чмошник Петрушка мог успеть назвать моё имя в разговоре, который, без сомнения, был бы максимально коротким. И это несколько осложняло ситуацию.