Кивок.

– Отлично. Почему я?

Вновь молчание.

– Послушай, – я начал раздражаться, – у меня слишком мало времени, чтобы играть в молчанку. Или ты говоришь, или я ухожу.

– Ты защищал Марка в суде, сделав из обвинителя обвиняемого. Теперь я хочу, чтобы ты из обвиняемого сделал невиновного.

Я хмыкнул.

– Вот так просто, да? Ты представляешь себе работу адвоката, как щелчок пальцев? Щёлкнул – сняли обвинения, щёлкнул – накинули?

– Я вообще не представляю себе работу адвоката. Мне нужна помощь, и я вижу, что ты тот, кто умеет её оказывать.

– И с чего ты взял, что я соглашусь?

– Адвокатская этика не позволит тебе отказаться.

Я даже опешил. Что за наглость? Мне казалось, что после суда Ричард поймёт, что выбранный им путь не приведёт его к тем целям, которые он преследует. Но он решил не останавливаться. Любопытство мучило меня изнутри, и я впервые сделал то, на что не имел права до того момента, как подпишу согласие на защиту.

– Тебя обвиняют по статье за клевету? В чём ещё?

– В превышении полномочий, – он как-то нервно дёрнул уголками губ. – Тебе же знакома уже эта история?

До чего же мерзкий тип! Как Том с ним работал – я не понимал. Однажды он уже наступил на грабли, и решил повторить прекрасный опыт?

– Знакома. Но если ты сейчас не оставишь Марка в покое, разговор мы закончим и никогда не возобновим.

– Я перешёл границу личного и профессионального. Не только обвинил Марка в том, чего он не делал, но и превысил свои полномочия.

– Странно, а мне казалось, что ты даже к ним не приступал. В чём именно заключается превышение?

– В том, что я передал комиссии информацию о Марке с требованием отстранить его от полётов. Без доказательств и расследований. Я нагнетал обстановку, уверяя, что с этим человеком опасно летать. Но… – Ричард запнулся. – На самом деле я не думал, что всё обернётся против меня. План мне казался идеальным, но у Марка много поклонников.

– План? Идеальным? Ричард, ты слышишь себя? Зачем тебе всё это? Для чего ты решил провернуть это дело? Что и кому пытался доказать?

– Я работал в этой компании с самого начала, налетал немало часов и никогда не был замечен ни в каких скандалах. До тех пор, пока к руководству не приступил Нойманн. А вместе с ним… Притащился и Марк. И его встречали так тепло и так радостно, как будто он совершил что-то героически невозможное. Но, если вдуматься, то он просто выжил! И не имел права садиться за штурвал самолёта. Да и вообще к нему приближаться.

– Интересная теория, – поднял я брови, – но она «от» и «до» построена на лжи. Ты ждал, что страх людей из-за авиакатастрофы затмит людские разумы? Что тебя никто не будет проверять? Но, Ричард… Ты же пилот. Командир! И должен знать, что правда – как бортовой самописец. Молча и тихо ждёт своего часа. Пока ты летишь – самописец не нужен. Но стоит начать падать – тут и наступает его час.

– Я был уверен, что Марк метит на моё место. Он слишком самоуверен, хитёр и харизматичен. И в случае спорных моментов, выбор Тома был бы очевиден. Но если бы Марк оказался виновным, то меня бы сочли героем. Потому что я смог сделать то, что не смог он.

– Твоя речь звучит как речь человека с биполярным расстройством, – заметил я. – Ты же отказался управлять самолётом. Каким героем ты мог стать? Героем страха?

– Я думал…

– Чёрт возьми, Ричард, нет! Ты не думал! Ты хотел уничтожить карьеру человека, который не раз спасал сотни жизней. И даже в том самом рейсе над Анлантикой – страшно представить, чем бы всё закончилось, если бы не он.

Я чувствовал, как внутри меня закипает гнев – зачем этот человек позвал меня? Да, с профессиональной точки зрения я должен быть объективным всегда. Но с морально-этической… Хотя о понятиях мораль и этика этому человеку, кажется было неизвестно.

– Ричард, слушай внимательно то, что я сейчас тебе скажу. Твой приговор уже вынесен. Не судом. А тобой. Ты его сам подписал себе, когда решил обвинить Марка в том, чего он не совершал. Ты лишён права управлять воздушным судном на неопределенный срок. Пока на неопределённый, – подчеркнул я. – И знаю, чего ты ждёшь от меня – ты хочешь смягчить этот приговор. Ты хочешь вернуться к тому, что ты так тщательно пытался отобрать у другого. Но ты не вернешься.

Я потёр виски, чувствуя, как голова начинает болеть от перенапряжения, но, собравшись с мыслями, продолжил:

– По крайней мере, так скоро, как ты ожидаешь. Возможно, не вернёшься никогда. У тебя есть одно смягчающее обстоятельство – ты начал говорить правду ещё до того, как тебя о ней попросили.

– Что значит до того? Я же…

– Ты же пригласил меня. Но я не дал согласия тебя защищать. Я захотел услышать правду. Без присяги и документов. Убедиться в том, что я сделал верный выбор.

Ричард застыл, словно парализованный.

– Скажу тебе одно, Ричард. Марк никогда бы не поступил так, как ты. Потому что настоящий пилот не боится соперника в кабине. Он боится потерять тех, кто сидит у него за спиной. Тех, кто доверил ему свой полёт.