По дороге на, завод Полковский заехал в госпиталь к Петру Акимовичу.

Врач провел его через коридор и открыл белую дверь с матовыми стеклами.

Под окном на железной койке лежал человек с забинтованной головой, закрытый одеялом до подбородка, и тихо храпел. Полковский сначала не узнал Петра Акимовича, но когда врач сказал: «Не будите», а Петр Акимович открыл глаза и улыбнулся, у Полковского сжалось сердце. Щеки Петра Акимовича впали, нос заострился, но глаза улыбались. Он выпростал руку из-под одеяла и протянул Полковскому.

Полковский говорил с ним минут десять и сказал, что Вера уезжает на «Авроре», а он сегодня уходит в рейс.

— Я завтра подымусь. Все равно ногу не вернут, — сказал Петр Акимович и тронул рукой пустое место под одеялом, где должна была лежать левая нога.

Полковский, ушел от него с тяжелым сердцем.

В сумерки все было готово к отходу. В последний раз автомобиль подвез Полковского к причалу порта, откуда вдали на рейде виднелся черный буксирный пароход с валившим из трубы дымом.

Блинов и Мезенцев первыми вылезли из машины. Потом все втроем подошли к отвесной стенке причала и заглянули вниз. На волнах подпрыгивал маленький катер, который должен был увезти Андрея на корабль.

— Так, — сказал Мезенцев и умолк.

Все молчали, и Полковский беспокойно смотрел в направлении ворот порта, будто ждал кого-то.

Мезенцев перехватил его взгляд и другим, теплым, сердечным тоном сказал:

— Мы устроим твою семью хорошо. Она уедет на госпитальном судне «Аврора», а там Володя. Кроме того, я капитану дал распоряжение. За семью не беспокойся. Через неделю встретишься.

Полковский благодарно посмотрел на него, крепко сжал руку, но ничего не сказал. Снова наступило молчание. Было слышно, как прибой плескался о гранитные плиты.

— Ждем вас в среду в Новороссийске, — сказал Блинов.

Блинов и Мезенцев постояли еще немного, потом сели в автомобиль и уехали.

Полковский остался один. Ему ужасно не хотелось прыгать на катер, хотя каждая минута была дорога. Он два раза подходил к краю стенки, рулевой брался за конец, намереваясь выбрать его.

— Нет, подождите, — говорил Полковский и отходил от катера.

Очертания кранов и складов уже совсем стушевались: где-то в глубине улиц мелькали красные огоньки грузовиков. Полковский медлил и с надеждой поглядывал вдаль.

Но вот вдали, из-за черных линий портального крана, показалось белое пятно. «Она», — подумал Полковский и побежал навстречу. Белое пятно вырастало, и вскоре уже можно было различить женщину в белом платье и двух детей.

Андрей встретил жену и детей так, как будто давно не видел их.

Они уже минут десять стояли около катера, и никому не хотелось уходить. Андрей давал последние наставления жене:

— Только не теряйся, — говорил он, положив ей руки на плечи.

Вера слушала мужа серьезно.

— Я буду ждать вас в Новороссийске. Приготовлю номер в гостинице и машину. Вас хорошо устроят на пароходе… Ну, родная, до свидания, в среду увидимся.

Он сжал ее лицо ладонями и поцеловал в губы. Вера обняла мужа, положила голову ему на грудь, закрыла глаза и тихо сказала:

— Андрюша, как не хочется расставаться…

От ее полушепота повеяло тоской. Полковский погладил волосы жены, осторожно приподнял ее голову и заглянул в глаза.

— Что ты, Верочка? Через неделю увидимся.

— Да, я знаю, — ответила Вера таким тоном, как будто говорила: «Да, прощай».

Андрей еще раз поцеловал жену, потом взял на руки Иринку, расцеловал ее в обе щеки, попробовал сказать смешное, веселое, как бывало, но смешного не получилось, смех где-то застревал в горле.

— Слушайся маму, — сказал он дочери, молчаливой, насупившейся, — а то потеряешься, — и опустил ее на землю.

Девочка зарыдала, вцепилась руками в ногу отца, Полковский разобрал среди всхлипываний:

— Папочка, миленький, не оставляй нас!.. Возьми с собой!

Витя крепился, молчал. Но вот и у него покраснели глаза. Он опустил веки, и слезы полились. Он уже не мог удержаться и тоже громко заплакал.

У Полковского дрогнуло сердце. Он растерянно посмотрел на Веру, она отвела глаза. Никогда не случалось, чтобы дети плакали перед уходом его в рейс, даже в самый далекий и опасный. Полковский не был суеверен, но он был моряк и немного верил в дурные предзнаменования.