Останавливать не останавливают, но видят и надо думать записывают на камеру всех.

Так что Сафа сказал, что нет.

– А что, случилось что-нибудь? – самое главное поменьше заинтересованности в голосе, эти гаишники чуткие к интонации.

– Зашел узнать, как продвигаются твои дела с медкомиссией.

Отмазка хилая. Если бы он игнорировал комиссию, за ним прислали бы спецмон.

Пришлось показать ему справки, но Счастливчик на них даже не взглянул.

– А где твоя машина?

У Сафы все сжалось внутри. А кто сказал, что будет легко? В ментовке те еще зубры работают. Не зря они Коляна в месяц обломали. Сафа почувствовал, что внутри начинает раскачиваться маятник истерики. Спокойно, несколько раз повторил он про себя. Это рутинная проверка. Может у них и график есть. И стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал, что машина на улице.

– Странно, обычно ты ставил ее во двор. Не боишься, что угонят?

Иезуитские вопросы. Наслаждается он его страхом по всегдашней привычке. Спокойно, страха нет.

– Каждый раз, когда въезжаю во двор, прыгаю на этой чертовой яме. Так и рессоре полететь недолго, – сказал он.

А вообще то я оставил ее на улице, чтобы соседи не видели, во сколько я вернулся.

А вернулся я сразу, надо бы поноситься еще по городу, засветиться в "зубах", но просто не было физических сил притворяться. Волосы все еще стояли дыбом после ночного леса. Сколько там жутких тварей без крови в жилах? Десятки? Сотни? Кто они? Откуда взялись?

И тогда Счастливчик нейтральным тоном произнес коронную фразу, ради чего собственно и приплелся, хотя его никто не звал:

– Может, стоит ее посмотреть?

Сердце прыгнуло к горлу. Счастливчик терпеливо ждал ответа, и его свинячие глазки-пуговки сверлили его, искали страх, ждали, что он не выдержит, сейчас расколется. Бухнется на колени. Дяденьки, я виноват, исправлюсь. Больше не буду пытаться убежать или спрятаться. Ни-ни. Мне семнадцать лет, и я всего лишь пацан.

Куда мне против такой силищи, как Иван Иваныч, спецмон, врачи-иезуиты и клистирная трубка в заднице. Сдаюсь. Берите меня, ведите на свой Черный пароход.

Я не знаю, и знать не хочу, куда он плывет, но я молча сяду на него. И рюкзак у меня будет один – четко по инструкции.

– Не слышу ответа, – напомнил о себе Счастливчик.

– Извините, я не думал, что это вопрос.

– Я же спросил. Может мне стоит посмотреть твою машину, Саша?

– Я думал, это просто мысли вслух. Было бы смешно, если бы вы советовались со мной о том, что вам делать. У вас работа такая, вы имеете право требовать, а я как законопослушный гражданин исполнять. Так что я просто ошибся и не так вас понял.

– Заткнись! – оборвал его Счастливчик, в глазах его зажглись злые огоньки, но он быстро взял себя в руки. – А ты хитрющий тип, Саша, – он даже издал короткий смешок, но злые огоньки в глазах его продолжали гореть, и Сафа понял, что его разозлил, и зря он это сделал, ой, зря. – Идем, покажешь свою лайбу.

На улице Счастливчик сразу полез под днище. Сафа испытал острые позывы в туалет.

Ерунда, даже если там остались листья, можно было соврать, что подцепил их в городе. Листопад. Осень в городе, господа.

– Машина недавно помыта, – констатировал Счастливчик, отряхивая прилипший мусор.

Еще бы. На ней было столько грязи. Они с Максом извозились все, пока драили ее на пляже. Но было так темно, что они вполне могли что-то и упустить.

– Я ее помыл после работы. А что нельзя?

– В пять утра?

– Я ночной зверь. Ночью работаю, ночью и мою.

Счастливчик подошел к нему и ухватился за рубаху. Сафа хотел оттолкнуть его, с тем же успехом он мог проделать это с ковшом экскаватора.

– Вот что, маленький ублюдок, – просипел участковый. – Сейчас ты расскажешь, где ты болтался сегодня ночью.

– Я работал!

– Значит, не хочешь сознаваться?

– В чем?

Участковый посмотрел ему в глаза, взгляд у него был нехороший, злобный, воспаленный.

– Меня по твоей милости подняли в три часа ночи, и я был вынужден вместо теплой постели сесть в холодное сиденье дежурной машины и мотаться по городу!

– Клянусь, я не знаю, о чем идет речь.

– Ты даже хуже, чем я о тебе думал, – он разжал руку, освободив рубаху, потом снова сжал ее в кулак.

Если он ударит, то убьет, подумал Сафа. В участковом происходила мучительная внутренняя борьба.

– Отложим это на потом, – сказал он, наконец, и опустил руку.

– Что именно?

Следующей реакции Сафа не ожидал. Участковый рассмеялся.

– Думаешь, переиграл меня, сопляк? Я совсем расклеился да? Сейчас потеряю терпение и начну психовать, да? Ты ведь этого хотел? Я поступлю по-другому, – он оглянулся на сверкающую в лучах осеннего восходящего солнышка лайбу.

Сафа почувствовал неподдельную тревогу.