И все же, подумал он, поглядывая на леди Эвелину, похоже, перед ним сейчас совсем иная женщина. Несмотря на вызывающе вздернутый носик, она казалась неуверенной, держалась напряженно, словно боялась чего-то, да и лицо ее было белым как мел. Джастин все еще пристально смотрел на нее, и вдруг она побледнела еще сильнее и, резко покачнувшись, схватилась рукой за живот.

– Миледи, вам дурно? – воскликнул он, направляя Синна поближе к лошадке Эвелины и принимая поводья из ее рук.

Та изогнулась всем телом, зажала рот ладонью и судорожно закивала, в ужасе широко открыв глаза.

Джастин понял, что времени терять нельзя, а потому в мгновение ока спешился, схватил леди Эвелину за талию и стащил с седла. Она что-то невнятно простонала, оттолкнула его руку и, шатаясь, с трудом добрела до обочины дороги и рухнула на колени прежде, чем содержимое ее желудка изверглось наружу в придорожные кусты.

– Милорд, что случилось? – Кейн, ехавший впереди, развернул своего коня, чтобы узнать причину остановки.

Желая избавить леди Эвелину от нового унижения, Джастин махнул юноше рукой.

– Поезжай вперед и подожди нас. Мы скоро тебя догоним.

Кейн кивнул и повиновался. Как только он скрылся за деревьями, Джастин приблизился к леди Эвелине и опустился возле нее прямо в снег, одной рукой поглаживая ее по спине.

– Тише, тише, – ласково проговорил он, дожидаясь, когда приступы дурноты перестанут сотрясать ее. – Все будет хорошо, не волнуйтесь, миледи.

Ее тело била крупная дрожь. Эвелина, попыталась, было обтереть рот перчаткой, но пальцы не слушались ее. Опираясь рукой о землю, она, стоя на четвереньках, разразилась слезами.

– Ну-ка, давайте сядем, – спокойно предложил Джастин, взяв Эвелину за плечи и поднимая ее. Как-то так получилось, что она повернулась, и, вот уже он обнимает ее, а она горько плачет, вздрагивая всем телом, прижимаясь лбом к его шее. Да ведь у нее лихорадка, сообразил Джастин, когда к нему прикоснулась горящая, словно в огне голова Эвелины. И плачет безутешно, будто ребенок, который не в силах справиться с постигшим его несчастьем.

– Ну-ну, не надо плакать, – неловко пробормотал он, поглаживая рукой ее головку в теплой шапочке и пытаясь успокоить. – Вам скоро станет легче, миледи.

– Нет, – горестно выговорила она. – Не станет.

– Ясное дело, станет, – заверил он ее. – Вы просто переутомились от долгого путешествия и расстроены ото всех невзгод, что свалились на вашу голову. Ничего удивительного, что вам вдруг стало дурно.

Болезненно всхлипнув, она покачала головой.

– Дело вовсе не в этом. Просто они… эти люди… они…

– Люди? – переспросил Джастин. – Провожатые, с которыми вы приехали сюда?

Эвелина кивнула.

– О-они и-изнасиловали меня… – едва слышно прошептала она, давясь слезами. – О, Господи, сжалься надо мной. Мне кажется, я… я беременна.

Джастин почувствовал себя так, словно в грудь его вонзили острый кол.

– Они… вас… изнасиловали?

– Они забавлялись со мной каждую ночь все время нашего путешествия, угрожая бросить в лесу, если я не сделаю то, что им от меня нужно.

– Подонки! – в ярости зарычал он, не замечая, что руки его все крепче сжимают точеную фигурку Эвелины. – Подлые собаки! Я догоню их и прикончу. Собакам – собачья смерть!

– Но что же делать мне, милорд? – Эвелина судорожно перебирала полы своего плаща. – Что же мне делать, если я на самом деле жду ребенка? Ведь теперь ни один мужчина не взглянет на меня, тем более что я скоро располнею. Куда же мне идти? Если мой отец узнает правду, он потребует, чтобы меня предали публичному позору по приказу самого короля. О, Господи, Творец милосердный! – ее голос умоляюще зазвенел. – Сжальтесь надо мной, милорд!

– Не бойтесь, – обратился к ней Джастин. – С вами ничего не случится. Клянусь вам. Можете остаться в Тальваре до тех пор, пока не родится ребенок, а уж тогда мы решим, что делать дальше. Вам нечего бояться.

– Но мой отец!

– Ему не добраться до вас, пока вы будете под моей защитой. Я не позволю ему тронуть и волоса на вашей голове, тем более угрожать вам.

Эвелина осторожно высвободилась из объятий Джастина и подняла к нему мокрое от слез, распухшее лицо.

– Но вы же не хотите, чтобы я оставалась в Тальваре, ведь я причинила Изабель столько страданий! Вчера вечером вы ясно дали мне понять, что ни вы, ни Изабель не желаете меня видеть. Как же я теперь вернусь, даже если вы разрешите мне остаться?

Джастин в ту минуту сам обдумывал это и мог найти ответ лишь в жалости, которую испытывал к дочери сэра Майлза. Леди Эвелину постигло сокрушительное падение с высот, когда ее боготворили придворные щеголи. Еще недавно Джастин мог бы поклясться, что совершенно равнодушен к этой жестокой, холодной женщине, однако теперь он не мог не сжалиться над глубоко несчастным, отчаявшимся созданием, сидевшим перед ним на снегу. Он лишь сожалел, что не способен испытывать к Эвелине более благородных чувств, нежели простая жалость.