– Вы ели?
– спросил он неожиданно усталым голосом.

Оказывается, Розалия взяла хлеб, Карчофо - колбасу, которую он стащил на кухне у матери. Антонио тоже захватил хлеб. Кроме того, они поели перед дорогой.

Подумать только, ребята позаботились обо всём! Дружной гурьбой они вернулись в купе, где спал Джанджи. Том от радости завилял хвостом, не двигаясь, однако, с места, чтобы не разбудить своего друга. Вскоре все уснули.

Только Тури не спал. Он смотрел в окно широко раскрытыми глазами и видел, как приближается, становясь постепенно всё больше и больше, высокая и грозная гора, целиком покрытая льдом и снегом.

Наступило утро, но было ещё темно словно продолжалась бесконечно длинная ночь. На жёстких вокзальных скамейках мороз щипал ребят своими тонкими ледяными пальцами и проникал не только под одежду, но впивался в самую кожу, и казалось, останется в ней навсегда.

Дома на большущей ледяной горе громоздились друг над другом и доходили до неба. Ой, но что это? Высоко, прямо в воздухе висят глаза, излучающие электрический свет.

Другие светящиеся глаза проносятся с грохотом мимо, и дети, затаив дыхание, в испуге шарахаются в стороны. Вдруг во тьме показалась извозчичья коляска, единственная, быть может, последняя в этом городе. Из ноздрей лошади вырывался пар.

Тури что-то спросил у извозчика, но они разговаривали на разных наречиях и с трудом понимали друг друга; всё же под конец Тури узнал, куда надо идти.

И они направились на окраину.

Небо… нет, неба не было видно... воздух постепенно светлел, но не становился прозрачнее, пропитанный какой-то грязной, серой, словно осязаемой пылью.

Вдоль широких улиц проносились трамваи. Гигантские платаны, которые росли здесь, казались не деревьями, а какими-то искусственными, неживыми столбами, с огромными серовато-серебристыми кронами.

Вой сирены заставил всех вздрогнуть. На углу, возле caмой стены, слезали с велосипедов мужчины и женщины в рабочих комбинезонах. Люди вошли в здание с огромными окнами, скрылись из виду, и тогда сирена, как бы удовлетворённая их поведением, загудела снова. Ей ответили другие сирены, и на какое-то мгновение почудилось, будто с башен спускается серый покров города: дымовые трубы заводов, фабрик, колёса велосипедов, размеренный ритм машин торопил детей и Тури, гнал их, словно преступников, вперёд, в зимнее утро.

– Вы говорите, он здесь больше не живёт?
– не веря своим ушам, переспросил Тури, когда они подъехали к дому, который искали.

– Нет, не живёт. Он переехал в Сесто, поближе к заводу.

– Сесто? А где это?

– Не очень далеко, но туда нужно ехать поездом.

Единственный человек, который мог протянуть им руку помощи, говорить с ними на родном языке, и тот уехал, привлечённый грохотом машины, сам тоже машина среди массы таких же маленьких людей, как он.

Здание музыкального училища, где молодому человеку предстояло заниматься, было из красного кирпича. В мрачных грязных коридорах за столиками, покрыты ми пятнами, с отсутствующим видом сидели ленивые сторожа. Здесь, кроме них, Тури не застал никого, в воскресенье всё было закрыто и пусто. Какая тоска!

Дети снова двинулись в путь ...

Синьора Пьерина Ченте, вдова Марки, энергично подметала тротуар перед домом, где она служила привратницей, и ворчала на собак, которые пачкают в подъездах.

– Добрый день, синьор Келлер!
– воскликнула она.

– Добрый день, Пьерина. Уже за работой?

– Ещё бы! Я успела вымыть все лестницы, ступеньку за ступенькой, согнувшись в три погибели, и выгладила ваши рубашки. Можете их получить, они готовы.

– Уже готовы?

– Конечно. Ничего не поделаешь, приходится спешить.

– Сегодня мне ещё предстоит постирать и выгладить десять рубашек для синьора Мандзани и пять для синьора Кварти. К вечеру надо успеть.

– Всего доброго, Пьерина, желаю удачи.

– До свиданья, синьор Келлер - и женщина принялась подметать ещё энергичнее, чем прежде.

Чёрный с белыми пятнами котёнок выглянул из подъезда.

Синьора Пьерина властным голосом прикрикнула на него:

– Тебе что тут надо, Мисси? Сию же минуту отправляйся в подвал! Понятно? Брысь!

В одной руке привратница держала метлу, другой она показывала на лестницу.

Котёнок повернулся и с видом, преисполненным достоинства, убрался восвояси.

В этот момент из-за угла появилась странная компания: юноша с чемоданом в руках, пятеро ребят и собака. Собаку привратница сразу же восприняла как своего личного врага. Часть тротуара перед домом № 15 на одной из улиц Милана, расположенной по соседству с площадью Чинкве Джорнате, находилась в полновластном ведении синьоры Пьерины Ченте, и горе тому, кто осмеливался ей перечить. Появление собаки предвещало грязь, и вдова Марки приготовилась встретить неприятеля во всеоружии. Но, к величайшему удивлению привратницы, собака ... даже не собиралась ничего пачкать; это было животное серьёзное, смирное, рассудительное.