Так, говорят, умер в Америке наш любимый Довлатов. Он вроде бы вообще не был застрахован, и в первой из больниц его не приняли, а на пути в следующую все уже было кончено.

Как раз одна моя знакомая, московская феминистка (т. е. она читает лекции по русскому женскому движению, странствуя по белу свету), выполнила, так сказать, мечту советских людей и полежала в ляплянтской больнице.

Мы с ней тогда выступали в столице Ляплянтии, Ляле, в одном университете, но по разным программам.

Эта Ольга отравилась мороженым в кафе и два дня терпела по известной прописи: холод, голод и покой.

На третий день даже воду ей было пить горько, как девочке водку.

Ольга запросилась к врачу, подозревая, что ее закадычная, бог знает кадычная, язва открылась и возможно внутреннее кровотечение.

Тогда ей сказали, что это будет очень дорого.

Вместо врача куратор Ольги, менеджер Надя (мужского пола, имя ляплянтское) предложил ей, что он может быстро-быстро поменять ее обратный билет на буквально завтра, чтобы она смогла уехать.

Ольга задумалась. Тащиться в пять часов утра до аэропорта (автобус и поезд с пересадкой), волочь багаж, книги, тексты в таком состоянии?

А ну помрешь сразу? С кем дети останутся? А выступления среди феминисток? А гонорары? И с какого переполоху-то уезжать?

Она потом сказала мне так: «Я понимаю, что в условиях пожара или последнего дня Помпеи я бы, спасая детей, показала бы чудеса в любом состоянии. Из комы бы вышла! Но теперь-то что рвать жилы? В приглашении же они гарантировали медицинское обслуживание! Вот Надя какой хитрый. Может, он на моей страховке сэкономил?»

Феминистки — народ упертый, борцы, а эта еще к тому же была закаленной женой пьющего интеллигента и матерью двух мальчиков, с которыми мыкала горе, так как они проходили курс обучения в очень известной средней школе. Кто знает, тот понимает.

Еще через день ее положение ухудшилось, приглашающая сторона и сама что-то сообразила, и Надя предложил Ольге лечь в больницу.

Стало быть, страховка имелась.

Ольгу собирали быстро, на счет «раз». Она хотела прихватить халат, но Надя сказал ей, что там все дадут.

Ого! У нас тоже выдают иногда халаты, такие синие байковые. Интересно, какие у них…

Ну что же. Больница эта оказалась как наша Первая Градская. Огромная палата, высоко под потолком — единственная лампочка в сотню ватт.

Разница была лишь в том, что Ольга первый день лежала одна среди пустых коек (в брюках и свитере из-за лютого холода, был месяц март).

Одеяла, когда она пришла, не имелось. Полотенца тоже. О халате вопрос и не возникал.

Туалет до конца коридора тридцать метров, далее направо.

Туалетной бумаги фиг (ляплянтское выражение, запомним).

Из врачей никто не явился. Видимо, они где-то затаились, ждали утра и результатов анализов.

Опять-таки холод, голод и покой. Света над кроватью, как мы уже запомнили, фиг. Ни радио, ни телевизора. Читать под таким светом — fig (ляплянтск.).

— Я сказала своему Наде из последних сил, что лучше уж вернусь в студенческое общежитие. Там хоть есть одеяло и полотенце. Надя почему-то перекосился, видимо, живо представил себе мой труп, хлопоты, затраты на телефонные переговоры и отправку цинка по железной дороге. Он принял меры. Мне выдали одеяло, представь. После переговоров принесли пеленку вытирать руки. Завтрак был легкий: два сухаря и пол-литра минералки. Сухари у меня не пошли, а вот воду я все же выпила. На обед предложили твердый на вид рис с мясом и кетчупом или макароны с тем же. Мимо. Я же четвертый день как не ела! Не враги же мы себе, русские женщины, хоть о нас много чего врут. Я подумала: как это они — в хирургии кормят рисом и макаронами! Наконец до них доперло, поставили мне капельницу с глюкозой, ура! И не суют иглу в вену каждый раз, а внедрили один постоянный катетер на все случаи уколов. Представляешь?

Это она мне рассказывала уже в больнице. Мы с испуганным Надей принесли ей мыло, полотенце, туалетную бумагу и детское питание для тех, кому за три месяца. Это дело надо было разводить кипяченой водой.

Нашлась добрая медсестра и приволокла чайник кипятка.

Моя подруга поела этого разведенного порошка и буквально ожила. Вот что значит экстремальные условия!

В палате было полно народу. Стоял трогательный галдеж как на перроне, где провожают дорогих родных. Некоторые были в пальто. Ольга сказала:

— Всю ночь я дрожала тут одна, они утром прискакали и легли на каждую кровать. Переоделись в шелковые пижамы. А я в свитере лежу! Неудобно как. Принеси мне халат, а? А это их родственники, видишь? С утра так горюют. Такие дружные! Любящие!

Да. Все посетители, стоя над кроватями, переживали. Запомнилась одна дочь — она опоздала, влетела как такая птица буревестник и закричала: «Мама, ну как ты могла?!» И зарыдала. Мама что, пыталась покончить с собой? Но вроде как Ольга лежала в хирургии, сюда суицидов не кладут.