Сойдясь на высоком холме, ударили они друг друга копьями, и сломались копья, и разлетелись вдребезги щиты, так силен был удар. Соскочив на землю, выхватили они мечи и принялись рубиться — будто черно–белый вихрь загулял, взметнувшись. Так быстры были их удары и выпады, что нельзя было уследить глазом.

И бросали они друг другу обвинения на своем языке, не понимая каждый другого и все–таки понимая:

—Ты погубила брата моего, совратила и заставила предать свой народ! Смерть за смерть!

—Ты погубил Фаэливрина, ибо свел его со мной, а потом разлучил! Смерть за смерть!

Звенела сталь, ударяясь о сталь, и теперь вооружение их было равным, и зачарованные доспехи Ашурран прочностью не уступали мифрилу, и сабля у нее была эльфийская, что по руке пришлась из трофеев.

Но чуяла Ашурран, но рука ее уже не так тверда, как прежде, и годы молодости миновали, ведь исполнилось ей к тому времени пятьдесят три года. Нельзя уже было надеяться на умение и силу. Лишь одна только ярость питала ее, направляя руку.

Защита Дирфиона была безупречна, и никак не могла Ашурран подобраться к нему на длину клинка. Лишь одно только средство оставалось — дать ему нанести удар и ударить после. Так Ашурран и поступила. Раскрылась на мгновение, будто сделала ошибку, будто оступилась на камне, и ударил Дирфион ее мечом, и пробил панцирь, и клинок вышел, сверкая, из ее спины. Но в то же мгновение, как наносит удар умирающая змея, Ашурран ударила его мечом в бок, в сочленение доспеха.

Упали они на колени, сплетенные в смертельном объятии. И верно, была бы у каждого надежда выжить, если б вынуть клинок и перевязать рану. Но даже клещами нельзя было разомкнуть их пальцы, сжавшиеся на рукоятках мечей. И были безмятежны их лица, несмотря на горячую кровь, потоком бегущую в траву, и несмотря на сталь, язвившую тело болью, ибо были они уже по ту сторону страдания, по ту сторону желания жить.

—Я сам погубил своего брата, когда сохранил тебе жизнь и привез тебя в Грейна Тиаллэ. Заслуживаю я смерти.

—Я сама погубила возлюбленного моего, ибо не смогла скрыть от него правду. Заслуживаю я смерти.

Легли они на землю друг подле друга, будто влюбленные, сплетаясь в объятиях. И прижавшись щекой к ее косам, сказал Дирфион еле слышно:

—Будь ты аланнэ, не искал бы я себе другой подруги. И юноша Фаэливрин сидел бы у нашего очага, брат и возлюбленный.

И лежа головой на его руке, шепнула она:

—Будь ты смертным, сражались бы мы с тобой локоть к локтю, и в бою прикрывали бы друг друга, и не разлучались бы ни на ложе, ни в битве.

Так их и нашли, лежащих рядом, и безмятежны были их лица, ибо в смерти нашли они исцеление от сердечных ран, и от горестных потерь, и от печали.

После смерти Ашурран вся страна оделась в траур. Король Хасидзава повелел воздвигнуть для нее усыпальницу из черного хаэлгирского мрамора. До сих пор развалины этой усыпальницы можно видеть в долине Кассан.

Тело Дирфиона выдали эльфам, чтобы похоронили они его по своим обычаям. Для воздания почестей павшим героям объявили шестидневное перемирие.

И шептались люди, что каждую ночь в усыпальницу Ашурран являются два прекрасных призрака, похожих, как единокровные братья. Один — в белых шелковых одеждах, и другой — в белых доспехах, с серебряным щитом. Преклонив колено, молча роняют они слезы на гробницу великой воительницы людей. Хоть неизвестно, много ли правды в этой легенде, но все же красива она и печальна, как сама память о воительнице Ашурран.

Говорят еще, что после смерти Ашурран была причислена к сонму небожителей, младших богов, и стала покровительницей битв и сражений. И нередко с тех пор воины взывали к ней, прося удачи в бою. Древние же почитали Дирфиона и взывали к нему к минуту опасности, чтобы набраться мужества.

Смертью своей Ашурран добилась того, чего не могла добиться при жизни. Опечаленные гибелью столь великих героев, эльфийский правитель и юнанский король заключили мир. Так был положен конец Великой войне, длившейся без малого тридцать лет и унесшей жизни бесчисленного количества людей и эльфов, славнейшими из которых были Ашурран и Дирфион.

По мирному договору людям отошли земли до самой реки Кинн Сарг и огромный выкуп. В ознаменование мира между двумя великими расами вновь был заселен Нэт Сэйлин, древний эльфийский город–замок. Объявили его Храмом всех богов, оплотом магии и знаний, открытым и безопасным для всех живых существ, наделенных разумом, и самым могущественным колдовством был он защищен от нападения.

Поставили у ворот храма статуи Ашурран и Дирфиона высотой в 50 локтей. И гласит легенда, что буде люди захотят со злым умыслом или с оружием в руках войти в храм, то Дирфион сойдет со своего постамента и преградит им дорогу; а если эльфы осмелятся на подобное деяние, то путь заступит им статуя Ашурран.