– Вы ему, он – в эфир! – обрадовался Валерий, зна­комя Наталью Николаевну со Станкиным.

Затем Наталье Николаевне коротко рассказали, что было на собрании комсомольской группы 9-го «А», и взя­ли с нее обещание хранить их секрет.

– Могила! – произнесла Наталья Николаевна шутли­во, не желая показывать вида, что придает какое-либо значение услышанной истории.

– Нет, серьезно, – слегка обеспокоился Валерий.

– Еще я знаю такую клятву: «И пусть я паду безды­ханной на землю, если пророню хоть слово!» Устраивает вас?..

И тут Наталья Николаевна перехватила устремленные на Валерия тревожные взгляды. Шутки были неуместны.

– Ну, честное мое слово, ребята! Довольно с вас? – проговорила она поспешно.

– Мы бы вам и так поверили... – покривил душой Ва­лерий, только теперь по-настоящему успокоенный.

Наталья Николаевна простилась.

– Что ж, по домам? – спросил Стасик. – Час позд­ний.

Расставаться не хотелось, но надо было.

– Ребята! – воскликнул Ляпунов. – Вот ты, Валерий, Стась, Борька, девчата, – вы чуете, что Новый год надви­гается?

Да, это чувствовалось, и даже не по погоде (она была то снежной, то по-осеннему слякотной, и только в послед­ние дни установился морозец), а по другим, всегдашним приметам. По тому, что на бульварах и в скверах уже тор­говали сваленными в холмы елками. По тому, что в витринах магазинов появились мишура украшений и огромные деды-морозы, не очень-то сказочные, когда на улице ноль градусов...

– Слушайте, соберемся на Новый год у меня! – пред­ложил Ляпунов. – А? Родители мои за город едут – нам раздолье! Патефон есть – пластинки будут. Ну как?

Валерий и Станкин согласились, девочки сказали, что посоветуются с мамами. Условились подробно обо всем договориться завтра и, может быть, привлечь еще Гайду­кова.

– Тебя дома отпустят? – спросил Валерий Лену.

– Не знаю, – ответила она. – Впрочем, тебе это долж­но быть все равно.

– Почему? – негромко спросил он.

– Потому. – Она отошла от него и взяла под руку Терехину.

– Так, значит, до завтра, – сказал Ляпунов. – А ты, Борис, с нами будешь?.. Чего мекаешь? Мы не посмотрим на твой выговор – в компанию примем!

Когда Наталье Николаевне предложили работать старшей вожатой, она слегка растерялась. Она представ­ляла себе, что придет в эту школу снова примерно через полтора года, сдав государственные экзамены, уже не на практику, а учительствовать. А пока что она собиралась целиком сосредоточиться на учении, и такой план казал­ся ей единственным: других она не строила.

Первым побуждением было отказаться от предложен­ной работы. Вторым – трезво и взросло ответить, что ей надо обдумать и взвесить. Хотя, правду сказать, подобный ответ, исходил ли он из собственных уст или из чужих, всегда казался Наталье Николаевне ненатуральным, наро­чито солидным, чуть ли не напыщенным. Сама она все касающиеся ее вопросы решала очень быстро.

Сказав «я обдумаю», она тотчас сочинила себе: это бу­дет расценено как важничание. И покраснела.

В это время мимо открытой двери учительской прошел Валерий. В голове у Натальи Николаевны промелькнуло: «У меня будет возможность разобраться на деле в том, в чем мы с ним разбирались на словах. Если я откажусь – значит, чураюсь дела, значит, я болтала тогда...»

– В принципе я согласна, – заявила она. «В принци­пе» было привеском для «фасона». Никаких возражений у Натальи Николаевны не было.

Накануне зачисления в штат Наталью Николаевну принял директор школы. Переступая порог его кабинета, она, хоть и была студенткой-третьекурсницей, испытала некоторый трепет. Не потому, что была наслышана о тре­бовательности и строгости директора, с которым ей до сих пор не доводилось сталкиваться, а по другой причине. Во время педагогической практики у нее не раз возникало ощущение, если можно так выразиться, собственной не-всамделишности, которая вот-вот кому-нибудь откроется. Проще говоря, ей порой казалось, что она слишком мало изменилась за два с половиной года ученья в институте, чтобы возвращаться в школу уже воспитателем; что она почти такая, какой была, хотя и сдала с тех пор много трудных экзаменов. И поэтому, когда она, Наташа, пред­ставляется ребятам как Наталья Николаевна, то это, по­жалуй, мистификация, которую могут разоблачить.

Здороваясь с директором, она и подумала, что он мо­жет все разгадать. И с этой наивной боязнью отвечала на его первые вопросы, совершенно забыв на время то серьез­ное и зрелое, что говорила Валерию о школе, руководимой этим самым директором.

Но постепенно волнение Натальи Николаевны заменя­лось изумлением. Она никогда не посмела бы так нетороп­ливо, мягко и покровительственно потчевать кого-нибудь общими фразами, как потчевал ее сейчас директор. Не­сколько раз его прерывал телефонный звонок. Но ни разу не было досадно: перебили!.. Да и нельзя было перебить, потому что все соображения директора были и очень об­щи, и не вытекали одно из другого.