Евгений растерялся:

— Нет, правда?

— Ну конечно.

— Ты не шутишь?

— Кто этим шутит? — обиделась я.

Он заёрзал на стуле и потянулся к моим сигаретам, окончательно забыв про свой здоровый образ жизни, которым пытал меня уже несколько месяцев.

— Так что же там произошло? — слегка раздражаясь, поинтересовался он. — Скажешь ты или нет?

Я глубоко задумалась.

— Вообще-то, дорогой, — ответила я после длительной паузы, которую Евгений, к его чести, выдержал стоически, — перед тем, как расстаться, все мы (я имею ввиду себя и жён покойного) дали друг другу клятву никому о происшедшем не рассказывать, а я сижу и треплюсь своему мужу.

— Думаю, в их домах происходит то же самое, — заверил меня Евгений.

— Ты что? — испугалась я. — Те мужья понятия не имеют, где всю ночь были их жены. Многие думают, черти что!

Зря я это сказала.

— Например? — насторожился Евгений.

— Например Татьяна своему мужу наплела, что она у матери. Изабелла поступила аналогично. Это я одна такая дура, которая выложила всю правду разом.

— Потому, что совсем обнаглела, — возмутился Евгений. — Потому что тебе плевать на моё мнение! Именно поэтому ты и дрожишь за свою свободу!

Почему я дрожу за свободу из его слов было абсолютно не ясно, но не это волновало меня. Мне стало обидно другое: жизнь моя, можно сказать, повисла на волоске, я в одном шаге от смерти, а со стороны близких такая чёрствость.

— Знаешь что, — выпалила я, — с того момента как был убит Фрол Прокофьевич лично я за свою жизнь не дала бы и копейки!

Евгений (а выкрикивая обидные для меня слова, он вскочил со своего места) где стоял, там и сел.

— Лично я за твою жизнь не дал бы и копейки ещё до убийства Фрола Прокофьевича, — спокойно сказал он. — Потому что жизнь твоя праздна и бездарна. Вместо того, чтобы заниматься делом, ты бегаешь по подругам и сплетничаешь с вечера до утра, а в свободное от этого время ты самовлюбленно разглагольствуешь перед читателями и предаёшься обжорству, которое почему-то называешь диетой.

— Это уже оценка! — вскипела я. — И за неё ты ответишь! Если ты такого плохого мнения обо мне, зачем тогда тянешь меня в загс?

— Хочу тебя спасти, — с чрезвычайно важностью сообщил Евгений.

Не знаю, может где-то есть на свете чуткие заботливые люди, не способные к несправедливым замечаниям и вредным поступкам. Не знаю, может они и есть где-то, но мне такие почему-то ни разу не попадались. Мне, почему-то, все время встречаются вот такие, как этот Евгений. Что он делает? Я сообщила ему о смерти Фрола Прокофьевича, потом о возможно скорой своей кончине, а ему хоть бы хны. Он продолжает меня пилить. И как противно он это делает!

— Почему тебе на все наплевать? — мучительно страдая, спросила я.

— Потому, что иначе я не выживу, — отрезал он и добавил: — Рядом с тобой.

— Ах так!

Я вскочила со своего места и подлетела к нему.

Евгений насторожился, словно я собиралась его бить. Он вжал голову в плечи и, якобы глядя прямо перед собой, все же опасливо косил на меня.

— Ты слышал, что Фрол Прокофьевич убит? — ставя руки в бока спросила я.

— Слышал, — недовольно буркнул Евгений.

— Ты слышал, что и со мной скоро произойдёт то же? — дрожащим то ли от слез, то ли от гнева голосом спросила я.

Евгений, наконец, осмелился посмотреть на меня.

— Каждый раз, когда ты возвращаешься с очередной гулянки, я слышу истории, холодящие кровь и шевелящие волосы. Извини, но привык.

— Интересно, что ты скажешь, когда Тамарка пригласит тебя на похороны.

— Ты же сказала, что как бы нечего хоронить, — напомнил Евгений.

— Да, труп пропал, но когда-то же он найдётся. Я уже иду по следу.

И я зарыдала, вернувшись на своё место.

Слава богу против этого у моего Евгения ещё не было иммунитета. Он смягчился и спросил:

— Почему ты плачешь?

— А как мне не плакать? — воскликнула я, как тот зайчик из сказки про лубяную избушку. — Когда у других мужья как мужья, а мой полнейший истукан, которому все, ну буквально все по барабану.

Евгений окончательно растаял, даже погладил мою голову.

— Сонечка, ты тоже должна меня понять, — сказал он. — Ты, порой, ведёшь себя слишком вольно, а что касается этого Фрола Прокофьевича.

Тут голос Евгения вновь обрёл металл.

— Твой Фрол Прокофьевич вот как меня достал, — уже прогремел Евгений и провёл по горлу рукой. — Завалиться ко мне в дом и едва ли не на глазах у меня приставать к моей жене! До сих пор жалею, что не набил ему морду!

«И уже не набьёшь,» — подумала я и хотела возразить своему пылкому Евгению, но он уже слишком завёлся и не желал меня слушать.

— Молчи! — прогремел он. — Как могу я верить хоть чему бы то ни было, связанному с ним, с этим негодяем? Слышал я, как он уламывал тебя! Ха! Он хотел тебе сделать приятно! Для этого есть я! Уж он-то должен был знать! И теперь мне сообщают, что он убит. Я всю ночь не спал, блин! Всю ночь сходил от ревности с ума, только об этом негодяе и думал, жалел что не набил ему рожу, а ты требуешь от меня сочувствия? Он убит? Кто убил эту скотину? С удовольствием пожму этому парню его честную руку!