Шрифт:
Теперь взглянем на место событий глазами Морковкиной. Эта «сладкая курочка» (уже в чем ее мать родила) на цыпочках крадется к спальне. Что же она там находит?
Ее кобель Боречка стоит голый (одни чулки висят на плече женские) перед шалавой Наташкой, которая мало что совершенно босая, так еще и в домашнем халате! В халате с дурацким огромным карманом! Где она только безвкусицу эту взяла, беспросветная дура!
Ишь, что удумала! Мало ей, наставлять рога козлу Замотаеву, так она еще и за подруг принялась? Ну, да не на ту эта стерва нарвалась!
— Ах ты сучка! — , закричала Морковкина, цепко запуская свои коготки в прическу Наташеньки Замотаевой.
— Сама сучка! — закричала та, не оставаясь в долгу.
— Вы знакомы! — изумленно выдохнул Боречка, снова пытаясь прикрыть свой срам одеялом.
Но как бы не так. Его «сладкая курочка» одеяло немедленно сорвала, презрительно вопросив у подруги:
— Как ты с этим дерьмом в кровать, дура, легла?
— Я не дерьмо, — опять попытался прикрыть себя одеялом Боря.
На этот раз помешала ему Наташенька Замотаева.
С криком: «Да я с ним не ложилась!» — она зверски сорвала одеяло и бросила на пол.
Морковкина изумленно воззрилась на Боречку, огорошив беднягу вопросом:
— Ты уже стоя любишь?
Ответить тот не успел. Точнее, ответ его заглушил стук в дверь, даже, пожалуй, грохот.
— Открой, сука! Открой! Ты здесь! Я это точно знаю! — таким вот неприличным образом вопил ошпаренный ревностью Замотаев.
— Ха-ха! Муженек наш пришел! — возликовала Морковкина и злорадно Боречке приказала:
— Немедленно открывай!
Наташенька Замотаева схватилась за голову и взмолилась:
— Не открывайте! Не надо! Это мой муж!
Вновь упакованный в одеяло Боречка, направляясь к двери, удивился:
— А почему я должен вашего мужа бояться? Мы с вами совсем незнакомы.
— Вот почему! — воскликнула Наташенька Замотаева, в который раз срывая с него одеяло и обнажая все его мужское достоинство. — Вот почему!
От глупого действия любимой подруги Марина Морковкина пришла в полный восторг.
— Правильно! — закричала она. — Пусть этот лох таким и чешет в прихожую! Твоему Замотаеву вид его очень понравится!
Не имея понятия, о каком лохе идет речь, Боречка Розенблюм поинтересовался у своей «сладкой курочки»:
— А мне что же делать? Открывать дверь или не открывать?
— Открывай! Открывай! — и словами, и пинками подсказала ему Морковкина.
А Наташенька замахала руками:
— Нет-нет! Не открывай!
Боречка опять укутался в одеяло и поплелся дверь открывать — тем более что Замотаев яростным ревом требовал примерно того же. Примерно, потому, что он-то уже хотел дверь с петель сорвать, но, если откроют, тоже неплохо.
Так вот, Боречка поплелся дверь открывать, а Морковкина (в чем мать родила) устремилась за ним — надо же посильней натравить на подругу ее муженька-рогоносца. А Наташенька от отчаяния забилась в шкаф Розенблюма.
«Сладкая курочка» и ее «петушок ненасытный» были уже в двух шагах от двери, когда Кроликов Гоша, увидев бесплодность стараний шефа, решил ему подмогнуть своим звериным ревом.
— Натаха! Блин! Открывай! — заорал он. — Мы знаем! Ты здесь! Не откроешь, с дверью зайдем!
От этого ора Марина Морковкина так затряслась, словно ее подключили к розетке.
— Не открывай! — панически зашипела она своему «ненасытному петушку». — Ни в коем случае не открывай!
— Но тогда они дверь мою вынесут, — испугался хозяйственный и еврейски рачительный «петушок», решительно направляя руку к замку.
Марина Морковкина схватилась за голову и в отчаянии кинулась к шкафу. Распахнув одну из дверец, она увидела Наташеньку Замотаеву, трясущуюся от страха в углу и кутающуюся в свой звездный халат.
Морковкина плюнула на подругу, сказала ей правду в лицо: «Дура ты!» — и полезла в другую дверь. Там она затряслась от страха совершенно голая: халата ведь не было у нее.
А Боречка Розенблюм открыть замок не успел: дверь заходила вдруг ходуном и с чудовищным треском начала выползать из коробки, падая на него. Охваченный паникой Боречка бросил свое одеяло и понесся…
Конечно же, в спальню. Проходя проторенной тропкой, он попытался забиться в свой шкаф, но все места были заняты гостьями. Бедному хозяину квартиры ничего другого не оставалось, как лезть под кровать. И едва он туда протиснулся, как стены его квартиры задрожали уже от крепкого русского мата: обманутый муж делился с миром своими ужасными впечатлениями.