А Гоша Кроликов впечатлениями не делился. Подбирая с пола одежду, разбросанную его гражданской женой Мариной Морковкиной, он был растерян и непривычно задумчив: "Где я мог эту гадость видеть?

И запах духов какой-то знакомый? Фу! Ну и вонь!"

С этими мыслями он и ввалился в спальню, где с диким ревом метался пришпоренный ревностью Замотаев. Гоша Кроликов оказался ловчей: он не стал бестолково бегать по комнате, а проследовал к шкафу и решительно распахнул ближайшую дверцу. И ахнул.

И злорадно заржал. Во чреве шкафа, свернувшись клубочком, тряслась Наташенька.

— О сука! Так я и знал! — взревел Замотаев, занося карающий кулак над женой.

Кроликов повел себя как настоящий мужчина: он кулак перехватил и спокойно сказал взбешенному другу:

— Пашка, не смей бить слабую женщину.

А Наташенька неслабо совсем завизжала:

— Пашенька! Это совсем не то, что ты думаешь!

И глазами многозначительно указала налево.

Охваченный нетерпением, Замотаев распахнул левую дверцу и, увидев сиськи-письки Морковкиной, ахнул. И злорадно заржал. И «сладкая курочка» сидела, свернувшись клубком, только халатика на ней не было, что делало ее позу значительно живописней.

Качок Гоша Кроликов, увидев гражданскую свою жену в немыслимо «живописной» позе, почувствовал себя оскорбленным. Почему-то его это разозлило. С воплем: «Лесбиянка!» — он занес кулак над Морковкиной, но Замотаев на радостях (все же лесбиянка лучше, чем б…дь) повел себя как настоящий мужчина.

Он повис у Кроликова на руке и призвал:

— Не смей бить слабую женщину!

Морковкина завизжала вовсе не слабо:

— Гошенька! Это не то, что ты думаешь!

И давай стрелять глазками под кровать.

Но брутального Гошу трудно отвернуть от намеченной цели. Несмотря на старания Замотаева, его кулак немедленно встретился с глазом Морковкиной.

И не раз!

Шеф Замотаев, взбешенный бунтом своего подчиненного, грозно воскликнул:

— Кроликов! Ты уволен!

Но Гоше было не до него: он уже лежал на полу и тянул Боречку Розенблюма за ногу из-под кровати.

И вытянул!

Совершенно обнаженного Боречку!

Факт его обнаженности был значительно отягощен чулочками Наташеньки Замотаевой — чулочки таинственным образом продолжали висеть на голом его плече.

Когда преисполнившийся было доверием Замотаев увидел на плече безобразно раздетого еврея дорогие чулочки своей жены (сам Наташеньке покупал!), он растерянно взвыл:

— Это что же здесь, групповуха у вас?

Морковкина пискнула:

— А тебе что, рогоносец, завидно?

А Наташенька сдуру добавила масла в огонь, просветив муженька:

— Пашенька, я не то, что ты думаешь! Я тут работаю! Это мой бизнес!

— Ах вон оно что! — взревел Замотаев, прощаясь с последней надеждой. — Так ты проститутка?! По вызову?! Убью, сука! Убью!

И сразу всех обманул: бросился убивать не жену, а ни в чем не повинного Боречку Розенблюма.

И вот тут-то Боречка всех поразил. От страха в его хлипком теле обнаружились такая сила и мощь, что Замотаев с его горой мышц в два счета был повержен и уложен лицом в грязный пол — сам же поверженный и затоптал пол башмаками.

Наташенька, увидев, как неудачно повернулись дела, достала из кармана халата мобильный и принялась Бойцовой Лизе звонить: звать ее в свидетели своей чистоты, а заодно и на помощь.

Замотаев же лежать лицом в пол не захотел и принялся звать на помощь телохранителя — звал, правда, грубо:

— Кроликов! Сволочь! Какого рожна стоишь? Почему не спасаешь?

— Я уволен, — злорадно напомнил Кроликов, с удовольствием созерцая милую глазу картину.

А Боречка Розенблюм по доброте душевной решил утешить поверженного Замотаева.

— Я незнаком с вашей женой, — сказал он, все же не слезая с его спины. — Я сам был удивлен, когда обнаружил ее здесь, на своей постели.

— А с кем ты знаком? — прозревая, спросил Кроликов. — С этой?

Он брезгливо указал на Морковкину. Морковкина, учуяв в воздухе дух керосина, выскочила из шкафа и начала срывать с подруги халат. Халат, который недавно так ругала. Наташенька, разумеется, расставаться с халатом решительно не хотела. Внезапный бой закончился прополкой волос — причем с обеих красивых головок.

И все же Морковкина не смирилась. Желая хоть что-то у подруги урвать, она схватила ее мобильный.

С ужасом глядя на потирающего кулаки Кроликова, она вспомнила, что такие же есть только у Джеймса Бонда. Ему-то она и позвонила. Крикнув: