— Женечка, выручай, я на Блохина, дом два, квартира тринадцать, — Морковкина поступила в полное распоряжение своего гражданского мужа Кроликова.

Впрочем, много ей не досталось — обозлившийся Кроликов раздавал тумаки сразу всем: шефу, Боречке, Наташеньке и в последнюю очередь своей Морковкиной. Уж ей он всегда успеет.

Когда Наташенька Замотаева почувствовала на своей белой щечке тяжесть вздувающегося фингала, она уползла подальше от Кроликова и уже с розенблюмовского телефона вызвала для надежности еще и Далилу Самсонову — уж та, стерва, и мертвого уговорит с ее психоштучками.

Таким образом в качестве подкрепления оказались вызваны силы, способные только усугубить вражду сторон. Первой прибыла Елизавета Бойцова у Кроликов с ходу врезал ей в ухо и сообщил, что она очень вовремя, Наташа с Морковкиной лесбосом уже занялись.

— Фу! Сейчас я сблюю! — воскликнула Елизавета, приверженка классической сексуальной ориентации.

Но, поскольку драка не останавливалась, она не выполнила своего обещания. Возбужденная духом войны, Бойцова с отвращением набросилась на Замотаеву и Морковкину и начала бить обеих.

За этим занятием ее и застал Джеймс Бонд. Увидев, как Елизавета Бойцова расправляется с Мариной Морковкиной, желанной всему его организму, Бонд возмутился и культурно начал дам разнимать. И тут же получил в ухо от Кроликова. И вдогонку под дых от Замотаева.

Бонд не упал, а удивился:

— У кого это такой приличный удар?

Оглянувшись, он с изумлением обнаружил своего лучшего друга, Боречку Розенблюма. Совершенно голый, он дрался как лев сразу со всеми.

— Борька, — ликуя, воскликнул Бонд, — а ты как здесь оказался?

— Это же моя квартира! — напомнил Розенблюм, посылая налево-направо удары.

— Твоя?

Бонд осмотрелся и усек то, чего по запарке не понял: ведь Морковкина Борькин адрес ему назвала.

Выходит…

Евгений прозрел:

— Марина! Ты же клялась!

Кроликов сообщил:

— Она всем клянется!

— Мне она тоже клялась! — подтвердил Розенблюм.

И немедленно получил в ухо от Бонда. И второй раз! И третий! Бонд славился своим трудолюбием.

За этим занятием и застала племянника напуганная Далила. Когда она ворвалась в спальню, Евгений колошматил Боречку Розенблюма, сопровождая каждый удар стихами:

— Будешь знать, как Морковкиных отбивать!

— Ах ты, щенок! — возмутилась Далила, набрасываясь на племянника. — Не смей бить Боречку! Он больной!

Бонд поразился:

— Тетушка! Ты против меня?

— Я за Боречкино здоровье волнуюсь! — пояснила Далила.

На самом деле ей гораздо сильней было обидно чувствовать себя одураченной. Племянник солгал: он утверждал, что не спит с Морковкиной, а сам, оказалось, спит.

К этому открытию Далилы прибавилось еще много открытий. Во-первых, друзья (Бонд и Розенблюм), дружески откровенничая по телефону (и сами не подозревая о том), рассказывали о любви к одной и той же девушке, к прохвостке Марине Морковкиной.

Факт возмутительный!

Во-вторых, Бонд спал не только с Морковкиной, но и с Лизой Бойцовой. Иначе с чего бы она набросилась на Евгения, как только сообразила, кто его вызвал.

В-третьих, с Морковкиной спали все мужчины, дерущиеся в этой комнате, — не исключая и Замотаева.

Когда Наташенька прозрела, узнав о неверности мужа, она закричала:

— Подлец!

И немедленно скооперировалась с Кроликовым против своего Замотаева и лучшей подруги. Бонд встал на защиту Морковкиной, Далила — на защиту Бонда, Елизавета Бойцова — на защиту обоих.

С этого момента сражение начало обретать угрожающе стройный вид, а мебель послужила воюющим сторонам баррикадами. По одну сторону баррикад сражались Кроликов, Наташенька и Боречка Розенблюм, по другую — Морковкина, Бонд, Бойцова, Далила и Замотаев.

Впрочем, Замотаев филонил. Он сообразил, что глупо попадать под кулаки собственного телохранителя.

А разъяренного Боречку он боялся еще сильней. Таким образом Джеймс Бонд сражался один против друга и Кроликова. Пока он стоял, но силы были уже на исходе. Морковкина, Бойцова и даже Далила не помогали ему, а только мешали.

И вот тут-то Боречка Розенблюм, неожиданно рухнув, громко и отчетливо произнес свою знаменитую фразу.

«Евреи, китайцы и русские только думают, что они разные, а на самом деле все они одинаковые», — сказал он.

И все восхитились.

И рассмеялись.

И ничего не поняли, но, сраженные логической задачкой, заданной Борей, все осознали, что устали, и повалились там, где стояли.

Если честно, до сих пор не знаю и я, что имел в виду Боречка Розенблюм. Он — русский еврей, значит, ему виднее, приходится верить. Однако фраза его и меня привела в восхищение. Должна признаться, эта книга написана ради одной этой фразы.