Он знал, в каком направлении идти. Он понял это в первый же раз, как только увидел город, и все это время знание жгло ему память.

Путь к озеру — озеру Ушедших Навеки.

Прохожих на улицах было немного, и никто его не разглядывал. Белый ветер накинул на все расплывчатую вуаль, и ничто не привлекало внимание к Конвею, тощему мужчине с гордым лицом, который сгибался под ветром, одинокий воин, идущий по своим делам.

Несколько раз Конвей пытался выяснить, не идет ли кто-то следом. Он не мог забыть скрытой радости на лице Кра и по-прежнему беспокоился, с чего это вдруг старик оставил землян без присмотра. Но в густом завывающем снежном вихре трудно было что-нибудь разглядеть.

Он проверил, на месте ли пистолет, и улыбнулся — пистолет был на месте.

Конвей чутьем находил дорогу в извилистых улочках, держась одного направления. Домов становилось все меньше. Потом они исчезли совсем, и Конвей оказался в долине. Высоко в небе сияли вершины гор, поднимающиеся к звездам.

Сильный порыв ветра налетел на него. Не пряча лицо, Конвей двинулся наперекор ветру в сторону громоздящихся скал. Легкое безумие, не покидавшее его с тех самых пор, как он оказался на Искаре, переросло во всепоглощающую страсть.

Часть его «я» отступила. Ветер, снег и дикие скалы завладели теперь этой утраченной сущностью. Он понимал их, и они понимали его. Они не могли ему повредить. Высокие вершины смотрели сверху с грозными ликами, и Конвею порою казалось, что они на него сердятся.

Он слышал смутное эхо, отзвуки своих снов, но они еще были слабыми. Страха не было. Даже наоборот, появилось странное ощущение счастья. Рядом с ним не было никого, и все же он не чувствовал себя одиноким. Что-то дикое, грубое поднималось в нем изнутри, чтобы схлестнуться с дикой грубостью бури, и Конвей ощущал пьянящую гордость, уверенность, что никто на Искаре не может ему противостоять.

Город остался позади. Долина поглотила Конвея незаметно, ее белые, туманные, бесформенные стены вырастали со всех сторон. В ночном путешествии Конвея появилось странное ощущение безвременья, беспространственности, как будто он существовал в своем собственном измерении.

И замкнутого внутри себя Конвея вовсе не удивил пробившийся сквозь завывания ветра тоненький голосок Сьель. Конвей повернулся и увидел, как девушка карабкается за ним, проворная на ногу, запыхавшаяся от спешки. Наконец она догнала его, обессиленная.

— Кра, — выдохнула она. — Он впереди идет с четырьмя. Один сзади. Я видела. Я тоже сзади. — Она сделала быстрый, резкий жест, охватывая им всю долину. — Ловушка. Они ловят. Они убивают. Иди назад.

Конвей не пошевелился. Она тряхнула его, торопя:

— Иди назад! Сейчас иди назад!

Он стоял неподвижно, с поднятой головой, взгляд его устремился на пелену бури, высматривая врагов, — Конвей не до конца верил, что они там. И тут, глубокий и сильный на фоне ветра, раздался голос охотничьего рожка. Ему ответили с другой стороны долины. Потом еще и еще — из шести разных мест. Кра и пятеро его сыновей окружили Конвея; путь в город был для него закрыт.

Конвей начал понимать стариковскую хитрость; он улыбнулся улыбкой зверя, обнажив зубы.

— Уходи, — сказал он Сьель. — Они ничего с тобой не сделают.

— Я сделаю, они накажут, — мрачно ответила она. — Нет. Ты должен жить. Они охотятся, но я знаю тропки, дороги. Ходить много раз к озеру Ушедших Навеки. Там они не убить. Иди.

Девушка повернулась было, чтобы уйти, но Конвей схватил ее, полный внезапного подозрения.

— Почему это ты так обо мне заботишься? — спросил он. — Эсмонд или Роэн точно так же могут взять тебя на Землю.

— Против воли Кра? — Сьель рассмеялась. — Они робкие люди, не такие, как ты. — Их взгляды встретились в темноте; черные расширенные зрачки Сьель блестели; она заглядывала глубоко в глаза Конвея, и это его странным образом тронуло. — Но еще что-то, — добавила она. — Я никогда не любила. Теперь люблю. А ты — ты сын Конны.

— Откуда ты это взяла? — медленно спросил Конвей.

— Кра знает. Я слышала, он говорил.

Значит, это была ловушка, с самого начала. Кра знал. Старик дал ему шанс улететь с Искара — а он не воспользовался этим шансом, и Кра обрадовался. После этого он ушел и ждал, когда Конвей явится к нему сам.

Сьель сказала:

— Но я знаю и не слушая. Теперь пойдем, сын Конны.

Она пошла первая, стремительная, как олень, юбки трепетали на девушке от быстрого шага. Конвей двинулся следом, а позади и вокруг него продолжали звучать рожки, и голоса их были полны нетерпения собачьей своры, учуявшей след добычи и уверенной, что ей не уйти.

Стены гор всё сужались, и зов рожков раздавался ближе и ближе. В них звучала радость, преследователям спешить было некуда. Ни разу за белой накипью снега не поймал взгляд Конвея ни одного из них. Но и не видя, землянин знал, что на лице Кра блуждает суровая и горькая улыбка: жуткая улыбка долго откладываемой мести.