Мадам дю Кайла покраснела до корней волос, собрала бумаги с пола и принялась, как пишет Хильда де Невиль. раскладывать их, «прочитывая по несколько строк в конце и в начале каждой страницы, чтобы вернуть бумагам нарушенный порядок. Король молча, но с интересом наблюдал за ней.

Именно это молчание внимательно слушавшего ее короля привело мадам дю Кайла в крайнее замешательство. Она сбилась и, чувствуя, что не может сложить эти бумаги в должном порядке, смутилась окончательно.

— Продолжайте чтение, прошу вас, — благожелательным гоном прервал свое молчание король. — Ваш голос очаровал меня. Я желал бы чаще иметь подле себя столь искусную чтицу. Большое удовольствие слушать вас и еще большее — лицезреть.

Понимая, что будет выглядеть смешно, если запротестует и не пойдет навстречу желаниям старика, мадам дю Кайла продолжила чтение, не понимая ровно ничего из бывшего у лее в руках доклада министра, порядок в листах которого ей удалось, наконец, восстановить».

Это незначительное происшествие стало решающим в деле обольщения короля. Когда мадам дю Кайла положила бумаги на место, он посадил ее рядом с собой и долго гладил ее волосы, читая что-то из Буффлера, и даже позволил себе щелкнуть пальцем по ее левой груди, давая тем самым понять, что находится в игривом расположении духа.

Затем король отпустил мадам дю Кайла, сказав ей на прощание, что желал бы снова в скором времени увидеть ее. Виконт де Бомон-Васси пишет в свойственном ему стиле: «…таким образом, план обольщения короля, задуманный в политических целях, удался с первой же попытки благодаря неожиданному вмешательству случая».

Через неделю мадам дю Кайла снова получила аудиенцию у короля. Толстяк король, написавший в ее честь мадригал чрезвычайно скабрезного свойства, радостно встретив ее, сказал:

— Я поручил господину Деказу заняться вашим делом. Вам надо теперь чаще сюда приходить и тем самым доставлять мне радость каждый раз сообщать вам об успешном ходе вашего процесса.

Поначалу мадам дю Кайла наносила королю визиты по понедельникам, затем стала посещать его трижды в неделю. «И никто тогда не смел, — пишет Жильбер Стенжер, — беспокоить короля в его кабинете, включай министров, предупрежденных о том, что нарушить наложенный запрет они могут только в случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств».

Во время этих свиданий с глазу на глаз, длившихся многие часы, Людовик XVIII усаживал мадам дю Кайла у своих ног и, поглаживая ее затылок, вел игривые разговоры.

Молодая женщина в конце концов смирилась с тем, что ей рано или поздно придется стать новой маркизой де Помпадур, и выслушивала самые нескромные шутки короля с невиннейшей улыбкой.

Вскоре, однако, король перестал довольствоваться чтением мадригалов и засовыванием двух пальцев за вырез корсажа Зоэ. Обуреваемый страстью, он захотел большего. Это желание явилось причиной забавного, но неприятного для действующих лиц происшествия.

«Однажды, — пишет маршал де Кастеллан, — Людовик XVIII, побуждаемый не знаю уж каким желанием или потребностью, сделал неловкое движение, вследствие которого оказался на полу. Мадам дю Кайла хотела помочь королю подняться, но его величество упал вторично, придавив всем телом руку мадам дю Кайла, и та стала испускать душераздирающие крики. Его величество тоже громко кричал, но никто из лакеев, свято исполнявших полученный приказ, в кабинет не вошел.

— Дураков нет, — перешептывались лакеи. — Это просто хитрость короля: он испытывает нас; но мы докажем его величеству, что умеем в точности исполнять его приказы!

В конце концов, приложив неимоверные усилия, мадам дю Кайла удалось с помощью короля высвободить руку, и она позвонила. Лакеи вошли в кабинет, и лежавший на полу король осыпал их градом оскорблений, после чего они водворили его в кресло.

Это несчастливое падение заставило всех во дворце смеяться до слез, но не затушило пламенной страсти короля. Напротив! Как влюбленный двадцатилетний юноша, Людовик XVIII дважды в день писал Зоэ записки, проезжал в карете мимо ее дома и приказывал подкатить свое кресло к окну, когда она от него уходила, чтобы видеть, как она садится в карету…

Мадам дю Кайла, которую куртизаны фамильярно называли между собой «Мадам Дюк…», стала приобретать все повадки фаворитки. По правде сказать, король делал все, чтобы вскружить ей голову. В дни ее посещений король давал своим гвардейцам в качестве пароля слово «Зоэ», или «Виктория» (второе имя молодой женщины), что офицерам казалось особенно забавным тогда, когда на дежурство заступал генерал Талон, брат мадам дю Кайла…

И, конечно же, Людовик XVIII засыпал ее подарками. Каждый раз, уходя от него, Зоэ уносила в своей маленькой зеленой сумочке тридцать тысяч франков, а однажды вечером, когда она должна была отправиться на бал, король под предлогом, что хочет полюбоваться прической, погрузив руку в ее волосы, оставил там восхитительную бриллиантовую заколку…

Ставшая почти официальной интимность в отношениях монарха и мадам дю Кайла послужила причиной забавного недоразумения.

Однажды в среду утром, когда канцлер Дамбре постучал в двери кабинета короля, тот воскликнул;

— Входите же, Зоэ!..

Увидев в дверях своего советника, король лишь улыбнулся, но с этого дня друзья канцлера Дамбре называли его не иначе, как Робинзоном Крузо, «потому что в среду он был « сги Zoe.

Каковы же были истинные взаимоотношения короля и фаворитки?