Вечером 13 февраля 1820 года герцог Беррийский, второй сын графа д'Артуа, женившийся в 1816 году на Марнн-Каролине, принцессе обеих Сицилий, был вместе со своей супругой в Опере.

Оба слегка нервничали. Герцогиня — потому что была беременна, герцог — потому что после спектакля у него было назначено свидание с танцовщицей Виржинией Орен, его любовницей.

Во время антракта Мария-Каролина ударилась грудью о дверную ручку. Герцог тотчас же использовал это незначительное происшествие как удачный повод отделаться от герцогини.

— Возвращайтесь в Елисейский дворец, — сказал ей герцог. — Я опасаюсь за вас: в вашем положении было бы неосторожным оставаться долее в театре после такого удара. Я досмотрю спектакль один.

Мария-Каролина согласилась с доводами мужа и спустилась к своей карете. Едва только она устроилась на подушках, как герцог со всех ног бросился к лестнице театрального подъезда. Он хотел как можно скорее подняться наверх, очутиться в своей ложе и ждать знака, который должна была подать ему во время танца Виржиния Орей. Внезапно из темноты появился какой-то человек и вонзил кинжал в грудь герцога.

— Я убит! — только и сумел вымолвить герцог и упал на тротуар у входа в Оперу.

Несколькими часами позже герцог Берийский скончался в ложе Оперы из-за того, что захотел провести вечер с одной из ее танцовщиц.

Убийца племянника короля Франции был арестован. Он назвался Лувелем и заявил, что действовал в одиночку.

Однако по взбудораженному известием о странном убийстве Парижу прошел слух, что кинжал в руку Лувеля вложил Деказ, люто ненавидевший герцога Беррийского.

Обвинение это родилось, естественно, в будуаре мадам дю Кайла и вскоре достигло желанной цели. Королю, пришедшему в ужас от размаха, который принял скандал, ничего не оставалось, кроме как смириться с необходимостью расстаться с Деказом, и он назначил своего любимца послом в Лондон.

Теперь мадам дю Кайла получила неограниченные полномочия…

21 февраля 1820 года из кабинета Людовика XVIII доносились жалобные стенания.

Лакеи, становясь в коридоре по очереди на колени, заглядывали в замочную скважину, восхищенные невиданным зрелищем; перед ними, уронив голову на свой письменный стол, плакал навзрыд король Франции…

Время от временя от рыданий его толстый, дряблый живот, подобный полупустому бурдюку, начинал сотрясаться, и прислуга молча покатывалась со смеху.

Людовик XVIII был безутешен. Он горевал, что его принудили изгнать премьер-министра, дорогого его сердцу Эли Деказа. Накануне того дня король отправил Деказу горькое и одновременно нежное послание:

«Приди навестить неблагодарного принца, который не сумел тебя защитить. Приди смешать свои слезы со слезами твоего несчастного отца…»

А наутро, когда фаворит укладывал чемоданы, он получил от короля еще одну коротенькую записку:

«Прощай! Я благословляю тебя, но сердце мое разбито. Целую тебя тысячу раз».

Согласитесь, письма эти — необыкновенный… Необыкновенные и единственные в Истории, поскольку в наши дни трудно представить себе главу государства, который бы писал в подобном гоне своему премьер-министру, отставленному от должности…

В течение нескольких дней Людовик XVIII сидел, облокотившись о свое бюро, перед портретом «дорогого отсутствующего» и стонал самым заунывным образом. Затем король, казалось, успокоился, снова стал улыбаться и более никогда не заговаривал о Деказе. Мадам дю Кайла, — надо отдать должное ее ловкости, — сумела при помощи одурманивающих ласк, нежнейших и сладчайших ароматов и своего возбуждающего чувственность присутствия изгнать из мыслей короля малейшее воспоминание об экс-фаворите.

Начиналось ее царствие…

Это проявилось со всей очевидностью, когда герцог Ришелье, заменивший Деказа на его посту, сформировал свое министерство. Люди, разделяющие идеи ульт-рароялнстов, усилиями красавицы графини получили ключевые посты в правительстве, что позволило графу д'Артуа и его друзьям вынести на голосование два чрезвычайных закона: первый — об упразднении личных свобод, а второй — о прессе, которую вновь обязывали получать предварительные разрешения на публикации и подчиняли цензуре…

Таким образом мадам дю Кайла мягко и осторожно вновь привела монархию к тому, чем она была до 1789 года…

В то время как в Тюильри Людовик XVIII не без усилий развлекался с мадам дю Кайла, на острове Св. Елены Наполеон, сохранивший юношескую пылкость, в свободные от тяжких раздумий часы наставлял рога товарищу по заключению, храброму генералу де Монтолону.