Гленда приподняла подол ее рубашки.

— Ой, Мередит! Уже показалась головка. Как только снова начнется схватка, ты должна тужиться.

Мередит слышала ее слова как в тумане. Ей хотелось крикнуть, но не было сил. Она так измучилась, что, казалось, больше уже ничего не могла бы сделать.

— Мередит! — Резкий мужской голос вывел ее из забытья. — Ты слышишь, милая? Ты должна взять меня за руки и тужиться.

Она поморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на его грозной физиономии.

— Почему ты сердишься? — тоненьким голоском пискнула она. — Ты всегда на меня сердишься. Как же я, глупая, сразу не догадалась? Это потому, что я из клана Монро.

Он взглянул на ее распухшие, искусанные до крови губы, на спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, влажное от пота, измученное лицо, и у него защемило Н пдце. Наклонившись, он взял ее лицо в свои ладони.

— Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. — Он глубоко вздохнул. — И Бог свидетель, я люблю тебя.

Боль была такой сильной, что, казалось, ее тело вот-вот разорвется пополам. Она вцепилась ногтями в ладонь Камерона и, запрокинув голову, закричала.

Младенец выскользнул прямо в руки Гленды.

— Парнишечка! — радостно всхлипнула она и прослезилась. — Мередит! У тебя родился чудесный здоровенький сын!

Мередит повернула голову к Гленде, пеленавшей ее сына. Она увидела маленькое красное тельце, влажные черные волосики на головке и услышала тоненький, похожий на мяуканье крик. Следовало бы знать с самого начала, что Камерон всегда своего добьется. На ее губах появилась дрожащая улыбка. Такой радости она еще никогда не испытывала. У нее родился сын! И она забылась сном.

Камерон, еще не вполне опомнившись от пережитого, поднялся со стула. Он понимал, что все позади, но еще не до конца верил в это. Он осознал, что все это ему не приснилось, только тогда, когда улыбающаяся служанка вручила ему крошечный сверток. Он стоял, боясь шевельнуться, не решаясь даже дышать, потому что столь драгоценной ноши, как этот ребенок, он еще никогда не держал в руках.

Он увидел розовые щечки, дуги черных бровей над темно-голубыми глазками, черные, как у него, волосы… Малыш скосил глаза, скривился и заплакал.

Камерон вздрогнул от неожиданности и хрипло рассмеялся. «Сын! — удивленно подумал он. — Мой сын!» Его грудь распирала гордость.

— Мередит, — громко произнес он. — У нас родился сын!

Но Мередит не ответила ему.

Вернувшись к действительности, он увидел, что Гленда, стоя на коленях на кровати, растирает живот Мередит. Обезумевшая от страха служанка заталкивала свернутую жгутом ткань между бедер Мередит. Края жгута сразу же окрашивались кровью…

Он встретился взглядом с Глендой. Она была в ужасе. На глазах ее блестели слезы.

— Слишком сильное кровотечение! — воскликнула Гленда. — Я не могу остановить его!

Он передал младенца в чьи-то руки. Его потрясла бледность Мередит: она была не просто бледна, лицо ее приобрело землистый оттенок. Он похолодел от страха.

Он взял ее руку. Рука была холодной и безжизненной.

— Мередит, — прошептал Камерон. — Мередит! — в ужасе крикнул он.

Гленда смахнула со щеки слезу.

— Камерон, прошу тебя, оставь нас. Ты здесь ничем не можешь помочь.

Чья-то рука потянула его за локоть.

— Да, милорд, так надо. Это женская работа, и мы ее лучше выполним, если будем одни.

Дверь захлопнулась за ним. Сколько времени он простоял так, он и сам не знал.

Он не мог избавиться от страха. Его мучили угрызения совести. Господи, ведь он поступил именно так, как предсказывал Иган. Он руководствовался не сердцем. Он потребовал, чтобы она родила ему сына. Он хотел ее — и взял ее, уж он постарался заполучить ее в свои жадные лапы… вернул в кошмар, преследовавший по ночам, несмотря на то что она его не хотела. Она больше никого не хотела! Однако он, как всегда, настоял на своем… И теперь получил своего сына. Возможно, ценой жизни его жены, ценой жизни Мередит!

Он плохо соображал. Повинуясь инстинкту, он куда-то пошел и неожиданно оказался в часовне. Что привело его сюда? Какая-то сила, которая не поддавалась его разуму. Он не приходил сюда, когда погибли его отец и братья. Он тогда кричал и грозил кулаками самому Господу. Но сейчас…

Он опустился на колени и стал молиться. Он не просил ничего для себя, он молился за Мередит, которая была его жизнью, его любовью, без которой ему самому было незачем жить. Маккей и Монро… Кто бы мог подумать?