С одной стороны, неизжитое недоверие бывших жителей деревни к горожанам и городской культуре являлось благодатной почвой для роста самых причудливых предрассудков и нелепых подозрений. Открытие новых культурных горизонтов сопровождалось вторжением в сознание людей мешанины из примитивных шаблонов политической пропаганды и подхваченных в обывательской среде вздорных слухов и искаженных представлений об окружающем мире. Миллионы советских людей были готовы объяснять сложные проблемы страны вредительством тайных врагов. Отречение от религии создало в умах многих людей вакуум, который был заполнен зачастую лишь упрощенными пропагандистскими установками и вековыми предрассудками, а также новыми суевериями, рожденными в обывательской городской среде. Огрубленные представления о мире не могли не разрушить традиционные нравственные ориентиры людей относительно того, что плохо, а что хорошо, что можно, а что нельзя делать.

Для других же миллионов людей стремительные преобразования означали прежде всего катастрофические утраты, порождавшие у них жгучую ненависть к тем, кто преуспел после революции, и желание отомстить им. Неприязнь потомственных горожан к преуспевшим пришельцам из деревни также служила благодатной почвой для доносов. Жгучую ненависть к «победителям» испытывали и те жители деревни, кто пострадал от коллективизации.

В 1937-1938 годах особенно много доносов было написано в адрес начальства. На лиц, занимавших начальственные должности, могли писать те, кто видел в них конкурентов на вакансии, открывшиеся после февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года. Доносы могли писать на тех, кого винили за многочисленные трудности и лишения тех лет, за аресты и гибель от голода родных и близких. Жертвы красных могли, наконец, попытаться расквитаться с теми, кто был виновником крушения их судеб. Жертвы «ликвидации кулачества как класса» в деревне могли мстить тем, кто выселял их самих или их родных, мучил или издевался над ними и их семьями во время коллективизации или насильственного изъятия зерна. Список арестованных партийных руководителей поразительным образом совпадал с перечнем тех, кто сыграл наиболее активную роль в ходе коллективизации: Я.А. Яковлев, Е.Я. Бауман, И.М. Варейкис, Ф.И. Голошекин, С.В. Косиор, М.М. Хатаевич, Б.П. Шеболдаев, Р.И. Эйхе, Г.Н. Каминский и другие.

Если в марте 1937 года Сталин решительно осуждал огульные исключения из партии и расстрелы, то с лета 1937 года подобные методы подавления противников стали обычными. И это свидетельствовало, что руководство страны во главе со Сталиным в известной степени утрачивало контроль над происходившими событиями. Совершенно очевидно, что события пошли не так, как они должны были происходить по плану Сталина, собиравшегося устроить конкурс среди партийных работников и поднять их уровень общей и политической подготовки на курсах разных ступеней. Анализируя материалы Смоленского архива, вывезенного немцами во время войны, а затем захваченного американцами, историк Г.Т. Риттерспорн пришел к выводу, что Сталин «не всегда был способен управлять ходом событий» и даже утверждал, что в эти годы он потерпел «политическое поражение». К такому же выводу пришел и Юрий Жуков. По сути дела в эти годы происходила междоусобная борьба между различными группировками во властных структурах, а НКВД использовался как инструмент для устранения идеологических противников.

Однако вряд ли стоит считать, что Сталин потерпел полное поражение. В конце 1938 года Н.И. Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, а вскоре массовые репрессии были прекращены и сотни тысяч заключенных были освобождены. Правда, далеко не все. Во-первых, сотни тысяч человек, главным образом из партийного и государственного руководства, были расстреляны. Во-вторых, многие остались в заключении. На 1 марта 1940 года из 1 668 200 заключенных 28,7 % составляли осужденные за контрреволюционную деятельность, то есть около 470 тысяч человек.

Впоследствии практически все осужденные по политическим обвинениям в 30-х годах были реабилитированы (в том числе посмертно), а сотни тысяч заключенных были освобождены. События тех лет до сих пор не были достаточно глубоко проанализированы историками, а потому в общественное сознание со времен хрущевского доклада внедрено упрощенное объяснение происшедших событий (прежде всего с целью скрыть огромную ответственность Хрущева за беззакония в ходе репрессий). Хрущев и его последователи уверяли о главной и чуть ли не единоличной ответственности Сталина за эти репрессии. В то же время нет сомнения в том, что уже на протяжении полувека в нашей стране огульные и жестокие репрессии 30-х годов были осуждены.

Нет сомнения в том, что уничтожение многих видных командиров Красной армии, руководителей партийных организаций, хозяйственников, инженеров и других лиц, ложно обвиненных в заговорщической деятельности, нанесло урон нашей стране. В то же время нельзя не учитывать свидетельства о том, что помимо ложно обвиненных людей среди репрессированных было немало и тех, кто активно участвовал в заговорщической деятельности. Сохранение таких людей в военном, а также партийном и хозяйственном руководстве было чревато возможностью их антигосударственного выступления в разгар войны. Контакты же военных заговорщиков с германскими военными могли бы привести к поражению в случае войны с Германией.

Парадоксальным образом, несмотря на жестокость и несправедливость, проявленную по отношению к большинству обвиненных в ходе репрессий 30-х годов и урон, причиненный ими стране, другими их следствиями стали консолидация общества и укрепление органов управления накануне Второй мировой войны. Хотя враг не нашел немало людей, рекрутированных им в «пятую колонну», в их составе не было значительных государственных и политических деятелей вроде Петена, Лаваля, Дарлана, Дорио. Квислинга, Дефеля и других, сотрудничавших с гитлеровскими оккупантами. Кроме того, многие посты в системе управления партии, хозяйства, армии заняли теперь люди, не связанные больше инерцией гражданских войн и не полагавшиеся на методы, сложившиеся в годы «военного коммунизма». Это были люди, как правило, обладавшие высоким уровнем образования, опытом работы в низовых структурах управления и еще не оторвавшиеся от народа. Последующие события показали, что выдвижение этих людей к руководству страны во многом способствовало победе СССР во Второй мировой войне.

В то же время репрессии затронули сравнительно ограниченные слои советского общества. Для подавляющей части советского общества вторая половина 30-х годов была связана с теми переменами, которые вытекали из новой Конституции СССР и были направлены на идейно-политическое сплочение советского общества. О том, что эти перемены оказали сильное позитивное воздействие, свидетельствовал патриотизм советского народа, проявившийся в годы Великой Отечественной войны.