Из всех гостей одному только инспектору Жюву яичница не лезла в горло.

Когда тарелки опустели, Жюв откинулся в кресле, многозначительно откашлялся и сказал:

— Я решил, что лучше сообщить вам печальные новости после завтрака: мистер Арчи Гудвин скончался!

Казалось, никто особенно не удивился.

— Боже мой! — сказала Делла. — Он был такой весельчак.

— Быстро же он нагнал своего босса… — покачал головой Марлоу.

Мегрэ с угрюмым видом вытащил записную книжку и поставил крестик.

— Три, — сказал Пуаро. — Раз, два, три…

— Прекратите свою дурацкую считалочку, Пуаро! — воскликнула Делла, зажав ладонями уши.

— А от чего последовала смерть? — поинтересовался у Жюва как всегда невозмутимый Холмс.

— Удар ножом в сердце, — ответил инспектор, стукнув себя кулаком в грудь.

— Тогда вскрытие производить не будем, — обрадовался доктор Ватсон. — Раз и так все ясно.

У Каттани сдали нервы. Лицо сделалось — вот-вот расплачется.

— Что вам «ясно», синьор? — воскликнул он. — Мы не знаем, кто убийца, а вам «все ясно»! Поделитесь тогда с нами своими соображениями.

Доктор не нашелся, что ответить.

— Но кто же мог поднять руку на такого жизнерадостного и веселого человека?! — не переставала возмущаться Делла Стрит.

— А я лично, если бы и убил человека, — с подкупающей простотой заговорил вдруг отец Браун, — то уж непременно какого-нибудь оптимиста.

Все так и ахнули, а адвокат Мейсон с важным видом заложил большие пальцы в вырезы жилетки и стал раскачиваться на мысках. Он любил принимать эту петушиную позу, когда чувствовал себя на коне.

— Следует ли расценивать ваше последнее заявление, достопочтимый отец, как признание в совершенном преступлении? Хотел бы заметить, что добровольное признание является смягчающим вину обстоятельством. И с этой точки зрения я вполне одобряю ваш поступок.

— Убийства — это не мой профиль, — смиренно ответил отец Браун. — Я ничего не заявляю, я рассуждаю вслух… Людям по душе, когда вокруг них часто смеются, но я сомневаюсь, что им по душе, когда кто-либо все время улыбается и без конца острит. Безрадостное веселье очень докучливо.

— Я уверен, — с жаром заговорил Жюв, — что все это проделки Фантомаса!… Никто не посмел бы назвать меня трусом. Целые банды злодеев клялись разделаться со мной… Мне угрожали местью… Пусть! Меня это не трогает! Но когда в каком-нибудь деле я чувствую присутствие этого гениального злодея, тогда мне становится страшно! Мне, Жюву! Страшно, потому что против Фантомаса нельзя бороться обычными средствами, потому что могущество его беспредельно… потому что все, кто пытался бороться с ним — мои друзья, сослуживцы, начальники, любовницы, — все до одного погибли!

— Да что он, дьявол, что ли, этот Фантомас? — перебил его Пуаро. — Уж, наверное, он такой же человек, как все!

— Да, вы правы. Это человек, такой же, как мы с вами, но этот человек, повторяю вам, гений. У него какой-то особенный дар убивать, не оставляя следов. Его не видишь, а угадываешь… его не слышишь, а предчувствуешь… Фантомас, он такой!… Я не сомневаюсь, что все, происходящее в замке, это его рук дело.

— Слушай, приятель… — медленно проговорил Марлоу, — ты уже всем надоел со своим Фантомасом!

— А?! — как подстреленный, вскрикнул Жюв. — Что?!

Не веря своим ушам, он в тупом изумлении уставивился на Марлоу.

— Не стройте мне рожи: у меня слабое сердце, — сказал частный детектив, мягко улыбнувшись. Это была чистая и невинная улыбка взрослого младенца.

Воспользовавшись тем, что дворецкий оказался поблизости, Марлоу одним махом содрал у него с руки белую перчатку и бросил ее в лицо разинувшему рот инспектору.

Инспектор Жюв поймал перчатку зубами.

В руке у него появился револьвер. Если он думал произвести этим впечатление на Марлоу, то он ошибся адресом.

— Цельтесь выше: на мне бронежилет, — не моргнув глазом, посоветовал тот. — И верните дворецкому его аксессуары: они несъедобны.

Жюв сплюнул перчатку на пол, его трясло.

— Я не воюю с безоружными, месье! — вскричал он, торопливо пряча револьвер. — Я задушу вас голыми руками! — и он обрушился на Марлоу, как снежная лавина, колотя изо всех сил.

Гости, немало встревоженные таким поворотом событий, кинулись их разнимать и еле растащили.

Побитый и помятый, весь вываленный в пыли, Марлоу поплелся в туалет приводить себя в порядок. Но несмотря ни на что с лица его не сходила все та же наивная улыбка.