— Да, конечно.

Женщина встала и тотчас же согнулась от боли, прижимая руку к боку.

— Вот сюда, — я тоже не мог выпрямиться во весь рост — (высота салона вертолета была всего семь футов?) так что мы с Мадеро, оба согнувшись, побрели к туалетному отсеку. Скрюченный великан помогал идти скрюченному карлику. Я помог ей расстегнуть ремень и снять брюки.

— Пожалуйста, будьте джентльменом, — попросила она.

Я повернулся к ней спиной, но, конечно же, все равно ни на миг не выпускал пленницу из виду.

— Я не могу быть джентльменом, — сказал я. — Я — пять мужчин и пять женщин сразу, мы работаем, как единое целое.

— Значит, это правда? Вы заставляете своих женщин воевать?

— А вы разве не воюете, сеньора?

— Я защищаю свою землю и свой народ, — если бы я не следил за Мадеро, я бы наверняка неправильно понял волнение, прозвучавшее в ее голосе. Я заметил, как рука пленницы быстро скользнула в нагрудный карман, и успел перехватить ее до того, как Мадеро донесла ее до рта.

Я силой разжал ее ладонь и взял маленькую белую таблетку. Таблетка сильно пахла горьким миндалем — ничего примечательного.

— Это бы вам не помогло, — сказал я. — Нам просто пришлось бы реанимировать вас, и вы бы еще долго болели.

— Вы убиваете людей, а когда вам захочется — возвращаете их к жизни. Но вы — чудовища.

Я спрятал таблетку в карман у меня на ноге и внимательно посмотрел на Мадеро.

— Если бы мы были чудовищами, мы возвращали бы мертвых к жизни, вытягивали нужные нам сведения, а потом убивали бы их снова.

— Но вы так не делаете.

— У нас в тюрьмах больше восьми тысяч ваших людей — после войны их отправят на родину. Разве не проще было бы их всех убить?

— А, концентрационные лагеря! — она выпрямилась, натянула брюки и снова села.

— Название со смыслом, но сюда оно мало подходит. Да, военнопленные костариканцы содержатся в лагере. В этом лагере полно наблюдателей от ООН и Красного Креста, которые следят за тем, чтобы с пленными хорошо обращались. Да вы и сами со временем все увидите, — я не часто выступал в защиту политики Альянса. Но мне было крайне интересно пообщаться с «настоящей фанатичкой».

— До этого мне еще надо дожить.

— Вы доживете, если захотите. Не знаю, сколько у вас там еще припрятано таблеток, — я связался через летуна с нашим координатором и попросил подключить анализатор речи.

— Эта была единственная, — заявила Мадеро, как я и ожидал, и анализатор речи подтвердил, что она говорит правду. Я немного успокоился. — Значит, я стану одной из ваших военнопленных.

— Да, возможно. Если только подозрения против вас не окажутся ложными.

— Я никогда ни в кого не стреляла. Я никогда никого не убивала.

— Мой координатор — тоже. Она доктор наук по теории войны и кибернетическим коммуникациям и никогда не была солдатом.

— Но на самом деле она ведь убила множество людей. Наших людей.

— А вы помогали составить план нападения на Портобелло. А значит, следуя вашей собственной логике, вы тоже убивали людей — моих друзей.

— Я этого не делала! — сказала она. Быстро, с чувством — явно говорила неправду.

— Когда вы их убивали, я был очень тесно связан с сознанием этих людей. И смерть некоторых из них была ужасной.

— Нет! Нет!

— Не нужно мне врать. Я ведь могу возвращать мертвых к жизни, помните? Я могу уничтожить всю вашу деревню одной только мыслью. И я легко могу распознать, врете вы или нет.

Она какое-то время молчала, обдумывая услышанное. Она наверняка должна была знать об анализаторах речи.

— Я — мэр Сан-Игнасио. У вас могут быть неприятности.

— Мы не сделали ничего незаконного. У нас есть ордер на ваш арест, подписанный губернатором вашей провинции.

Мадеро презрительно фыркнула.

— Пепе Ано! — на самом деле губернатора звали Пелипианокио — итальянское имя, но испанцы превратили его в местный аналог английского Джо Жопа.

— Надо понимать, он не пользуется особой популярностью среди местных партизан? Но ведь он один из вас.

— Он получил кофейную плантацию в наследство от дяди и оказался таким плохим фермером, что у него не росла даже редиска! Вы купили его землю, вы купили и его самого.

Она нисколько не сомневалась, что это правда, — может быть, так оно и было.