— Как я слышала, вы полгода жили в борделе. Это правда?

Позже ему придется возненавидеть себя за свой ответ.

— Мадам Эбьер. Самые хорошенькие девочки в Париже. Бордель посещали некоторые из наиболее влиятельных членов правительства Бонапарта. Ну, теперь ваша очередь, Лисичка, вы ведь тоже любите развлечения, не так ли?

— Иногда. Они помогают убивать время. — Виктория подозрительно посмотрела на него. — В прошлом месяце, — медленно произнесла она, — лорд Ливерпул заявил, что арестованы последние известные сторонники Бонапарта.

— Неужели?

— Его слова не вызывают сомнений. И если вы были на дружеской ноге с офицерами и знатью этого маньяка, то как вам удалось избежать ареста?

— Будьте осторожнее в заключениях, Виктория. Вы полагаете, что я агент?

— Надеюсь, нет. — Она, пятясь, вышла из комнаты. — Спокойной ночи, Синклер.

Какое-то время он не двигался, разрываемый восхищением и смущением. Возможно, ему следует подумать, не рассказать ли ей правду, пока она сама не напридумывала бог знает что.

Хотя Виктория и считала себя смелой, выходя из экипажа Олторпа, она испытывала некоторое волнение, думая об исходе авантюры, которую собралась предпринять.

Глубоко вздохнув, она поднялась по узким ступеням дома и взялась за медное кольцо.

Дверь распахнулась.

— Что вам угодно, мисс? — На нее с любопытством смотрел пожилой господин в модной черной ливрее.

— Леди Друсбери дома?

— Сейчас спрошу. Могу я узнать ваше имя?

— Леди Олторп. — Ей казалось странным звучание этих слов.

Слуга тут же впустил ее.

— Извините, что не узнал, миледи. Пожалуйте в гостиную.

— Благодарю.

Дворецкий повел ее вверх по ступеням к маленькой светлой комнате, расположенной на восточной стороне дома. Комнату украшали вышивки и туго набитые подушки — явное свидетельство того, что ее хозяйкой была женщина.

Виктория села в одно из кресел. Из окна она видела небольшой садик, примыкающий к дому. Если леди Друсбери не захочет ее принять, неизвестно, что ей делать дальше и где получить нужные ответы.

— Леди Олторп! — приветливо сказала хозяйка, входя. Виктория вскочила на ноги и сделала реверанс.

— Леди Друсбери.

— Пожалуйста, садитесь и… называйте меня Августой.

— Августа. Благодарю вас. Вы можете называть меня Викторией или, если пожелаете, Лисичкой.

Баронесса села напротив нее и дала знак дворецкому принести чаю.

— Я бы предпочла, чтобы вы называли меня бабушкой, но чтобы привыкнуть к этому, нам обеим понадобится время.

Виктория улыбнулась, и у нее отлегло от сердца.

— Полагаю, вам интересно, что привело меня сюда.

— Думаю, я догадываюсь. Синклер?

— Да. — Ее сердце снова затрепетало.

— Бабушка, я же ясно сказал, чтобы мне немедленно сообщали, когда какая-либо привлекательная леди входит в наш дом. — Кристофер Графтон шагнул в комнату с пучком торопливо сорванных маргариток, зажатых в руке. — И даже если они пересекают дорогу перед нашим домом, я должен об этом знать.

— Извини, милый, я думала, ты имел в виду только незамужних леди.

— Как правило, да. Но я ведь такой отчаянный. — С располагающей улыбкой младший из братьев Графтон преподнес букетик Виктории. — Для вас, миледи, — провозгласил он и отвесил ей элегантный поклон.

— Пожалуйста, зовите меня Лисичкой, — сказала она, рассмеявшись. — И — спасибо.

— Итак, Лисичка, мой брат с вами? О нет, конечно, нет. Сегодня сессия в парламенте, не так ли? Поскольку сегодня среда, это…

— Кристофер, — перебила леди Друсбери, — ты, похоже, разговариваешь сам с собой, пожалуйста, делай это в другом месте.

— Да, бабушка. — С легкой усмешкой он вышел из комнаты.

— Не пойму, то ли он считает меня слишком молодой, то ли слишком старой, — сказала Августа с улыбкой. — Тафт, пожалуйста, поставьте цветы леди Олторп в воду.

Дворецкий приблизился и взял из рук Виктории маргаритки. Когда он ушел, леди Друсбери налила чаю и принялась с удовольствием прихлебывать из чашки.

— Итак, — продолжила она, — на чем мы остановились? Ах да. Юноша, который определенно старит меня. Синклер.

Виктория положила сахар в свою чашку.