Шрифт:
– Да иди ты! – отпрянула я, а потом увидала в середине грязного стола золотые монеты и горячо зашептала: – Пан, вы играете на деньги?
– Да не переживай ты, Аська, я держу ситуацию под контролем. Уже три раза выиграл! Вот дам им отыграться и пойду спать! – ответил он. Шепот вышел нарочито громкий, один из собутыльников криво усмехнулся, насторожив меня. Уж неприятности я за версту чувствую!
– Слушай, – шепнула я опять, – они тебя надуют. Вот те крест, надуют! Я слышала, шулеры специально дают выиграть, а потом до трусов раздевают.
– Да нет, – махнул рукой гном, – я этих парней давно знаю.
Я сдалась и, покачав головой, отправилась обратно спать. В конце концов, я не собираюсь уговаривать гнома не проигрывать собственных денег. Стоило коснуться подушки, как меня сморил тяжелый успокаивающий сон.
Среди ночи совсем рядом с кроватью мне послышались какие-то легкие шаги и шорохи. «Скорее всего, Ваня», – подумала я и провалилась обратно в беспамятство.
Солнце заливало маленькую комнатку. Лучи падали на дощатый пол через небольшое оконце. Солнечный зайчик скользнул по моему лицу, и, поморщившись, я открыла глаза.
Иван зашевелился на соседней койке, потянулся всем телом до хруста в позвонках, ударился головой о железную дужку кровати, а потом широко улыбнулся всей своей щербатостью и произнес:
– Доброе утро!
Я удивленно уставилась на него и на всякий случай уточнила:
– Вань, ты сейчас сильно башкой ударился?
– Почему? – удивился тот и одним рывком встал с кровати.
От резких движений у несчастного закружилась голова. Он с трудом устоял на ногах и оперся рукой о стену. Умывшись, Петушков деликатно вышел, дав мне возможность одеться.
К тому времени как я разбудила Анука и привела себя в относительный порядок, в комнату с подносом в руках зашла маленькая быстрая старушка. Увидав счастливо улыбающегося Анука, она запричитала:
– Ой, девка, сыночек у тебя красивый. И в кого? Отец страшон, как смерть моя. Ты тоже так себе, а мальчик – ясно солнышко.
У меня отвисла челюсть от такого комплимента.
– Не родной, что ли? – покосилась она на меня. У меня полезли на лоб глаза, я откашлялась и с трудом выдавила из себя:
– Кто? Сын?
– Отец, – всплеснула руками старуха, усаживая себе на колени мальчонку.
– Родной, – соврала я, глядя на то, как бабка ловко кормит его жидкой кашкой.
– А как тебя звать, красавец? – сюсюкала старуха.
От неожиданности я прикусила язык.
«Эх, бабка, лучше тебе не знать его имя!» – пронеслось в голове.
– Анук Бертлау, – заученно отчеканил тоненький детский голос.
«Ну все, приехали! Давай, родной, еще и место проживания скажи!» – Я едва не подавилась от раздражения. Старуха посерела, сняла малыша с колен и пересадила на соседний стул, вручив большую ложку в детские ручки.
– Слушай, девка, – откашлялась она, – а имя-то у него какое-то данийское.
– А это я его в честь крылатого Властителя и назвала, – бодро соврала я, молясь, чтобы сплетница не догадалась, какую несу чушь, – они все красивые. Вот и сын красавцем вышел.
– Ясно, – протянула она, – все-то вас, молодежь, на екзотику всякую тянить. А муж твой пьет, че ли?
– Бывает, – осторожно отозвалась я. – Сейчас время такое, с кем не бывает.
– Обманыеть он тебя!
Я снова поперхнулась и сделала внушительный глоток молока.
– Не глухонемой он, – продолжала бабка тем же располагающим тоном, – вчера как надралси, так песни голосил с такой бабой, прости, Господи, мою душу. – Она поспешно перекрестилась.
В этом месте мне полагалось проявить праведный гнев. На беду на пороге появился Ванятка. Его почти фиолетовый синяк превращал вполне интеллигентное лицо в изуродованную физиономию. Увидишь такого – никогда не поверишь, что пред твоими очами маг в ступени «теоретика».
– Ах ты гад! – заорала я на него, вскакивая и грозя кулаком.
Петушков без лишних слов шарахнулся обратно в коридор, хлопнув дверью. У бабки в предвкушении скандала загорелись глаза.
– Ладно, вы идите, а мы с ним поговорим… – Я помолчала и добавила: – По-семейному.
Сгорая от любопытства, старуха покинула комнату. Через пару минут в дверях показалась Ванина башка.
– Ась, – позвал он, – ты уже пришла в себя?
Я махнула рукой:
– Извини, это все старуха.
Петушков старался ко мне не приближаться, подозревая в буйном помешательстве. Вид он имел задумчивый и очень расстроенный.