… Мне 15. Я куда-то бегу, простоволосая и удивительно счастливая. Сердце тянет от страха и нетерпения. Что будет, если батюшка узнает про эти тайные свидания, пускай даже с будущим мужем?..

… Свадьба. Пьяная. Все веселятся, а я плачу, плачу навзрыд, плачу от счастья…

… Пожар, пламя, вся деревня тушит горящую церковь, но огонь разгорается сильнее и сильнее. Я бегу в дом, открываю погреб, где прячутся детки. Старшая, Маруська, держит на руках Коленьку, тот почти не дышит…

… Он лежит весь белый. Лоб покрыла испарина. Хочет пить. Даю воды…

… Гроб. Он умер. В душе огромная черная рана болит и кровоточит, и кажется, что если сейчас вздохнешь, то умрешь вместе с ним. Любимый, солнце в окошке, моя деточка и кровиночка…

… Он стоит. Я отшатываюсь, этого не может быть – он умер, завтра же хоронить будем. Ярко-красные глаза – видно даже в темноте. Он кидается на меня, я отбиваюсь, он кусает за руки, острые зубы больно распарывают кожу, я думаю об одном: что теперь будет с детьми? А дальше красная пелена и ничего…

У нее дальше нет памяти, поняла я. Она не умерла, у нее просто нет воспоминаний. Человек не может существовать без памяти, он теряет себя, свою сущность… Надо наполнить ее память, убрать эту дыру. Я так и не определила, когда случилось превращение, но на всякий случай начала представлять себе весну, потом лето, осень, очень стараясь не примешивать своих воспоминаний, а представлять пейзажи и птичек. Получалось с трудом: образы из моей жизни нахально лезли в голову. Особенно тот момент, когда я обманывала народ с юродивым и мимолетно целовалась с Сергием…

Внезапно Клавдия согнулась пополам, тело ее сотрясал жестокий приступ рвоты. Черная кровь лилась на грубые широкие доски пола, впитывалась в них и бесследно исчезала. Клавдия кашляла, давилась, изрыгая из себя зло. Продолжалось сие действо некоторое время и закончилось так же внезапно, как и началось. Маленькие звездочки выскользнули из ее лба и вернулись к моему пальцу. У меня тряслись руки и подкашивались колени. Женщина подняла на меня огромные зеленые глаза и глухо просипела: «Спасибо!»

Я кивнула и почувствовала совершенно не уместную в данной обстановке гордость за саму себя. Просто случилось первое в моей жизни большое волшебство, сотворенное магом, которому запретили колдовать.

Маленькие упыри между тем почувствовали в своей матери очередную жертву и обступили ее тесным кругом.

Все, пора было звать на помощь.

Я заголосила во всю силу легких, призывая единственного трезвого участника нашего похода:

– Виль! Виль!!! Помоги, Виль!

Перевертыш ворвался в дом и заорал с порога:

– Ася! Назад! Они все упыри!

– Женщину не трогай! – отозвалась я, схватив Анука на руки.

Виль быстро сориентировался в сложившейся обстановке, ухмыльнулся и вытащил блестящий меч, уже скорее для острастки, чем для сражения.

– Эй, ребятня, по-хорошему сдадитесь или как?

– Не трогай, – прохрипел старший, и упырята превратились в детей с холодными мертвыми глазами и отступили к стене.

Я вздохнула спокойно:

– А где отец?

– Привязан к оглобле заговоренной веревкой. Ванечка так расстарался, что упырь никогда не выберется. – Я бросила в сторону Виля удивленный взгляд. – Петушков хотел меня обезвредить и связать, чтобы я на него ночью не напал, – пояснил перевертыш, – да заснул в пьяном угаре. Вот тут-то веревка и пригодилась. А что ты с ней сделала? – Он кивнул на Клавдию, та без сил лежала на полу.

– Вылечила, – пожала я плечами.

– Как?

– Просто.

– Такого не бывает. Обращенных нельзя вылечить! – упрямился Виль.

– Слушай, умник, – рассердилась я, – сама знаю, что нельзя! Но ведь вылечила! Попробуй, предложи ей кровушки отведать, да она тебя чокнутым обругает. Эта женщина сейчас живее и человечнее нас с тобой! – Я подмигнула ему: – Ну тебя уж точно!

Клавдия выслушала нас молча, краски возвращались на ее лицо, и спросила то, чего я боялась:

– А Данилушку моего вылечите? Лучше умереть, чем без него жить.

Виль ухмыльнулся в мое растерянное лицо. Да уж, повторить такой фокус я вряд ли смогла бы. Да и, признаться, не знала как. Сказочное исцеление осталось загадкой, прежде всего для меня самой. Кажется, я с перепугу защищала Анука и не более того.

Собственно, так я и заявила перевертышу.

– Нет, Асенька, действуй, – давясь от смеха, выдавил вурдалак, – а я за нашими маленькими друзьями пригляжу.

Я выбралась на темный двор, крепко прижимая к себе трясущегося от напряжения мальчонку, и едва не заорала от ужаса. По двору метались тени, заполняя воздух потусторонними шорохами и шепотом.

Да здесь вся деревня была упырями, уж расстарался кто-то!

Хозяин Данила, привязанный к оглобле, лежал в сугробе и, обнажив длинные белые клыки, шипел в мою сторону, словно разозленный кот:

– Не подходи, ведьма!

Я злорадно ухмыльнулась, смело подошла к нему и, поставив Анука наземь, прислонила ладонь к холодному лбу упыря…

Когда все закончилось, звездочки еще раз ярко вспыхнули и вернулись к моему пальцу. Данила словно проснулся от долгого летаргического сна, часто заморгал и испуганным взглядом обвел двор. Завидев приближающихся к нам чудовищ, вскрикнул и провалился в беспамятство. У меня дрожали руки и подкашивались колени. Упыри, почувствовав нашу слабость, обступили нас плотным кольцом. От ужаса я зажмурилась и заорала что было духу: