– Ленка, дура! – завизжала Прасковья, брызжа мне в лицо слюной и пытаясь меня удержать. – Ты впустила в дом ведьму данийскую?!

– Данийскую?! – взревели мы с Еленой в два голоса.

Толстушка, моментально оценив ситуацию, без лишних слов сделала красивый разворот и завалилась в беспамятстве, широко раскинув руки. Прасковья искренне удивилась такому пассажу и неосмотрительно ослабила хватку. Я в то же мгновение рванула к двери, но споткнулась о бездыханное тело служанки, кубарем вылетела в коридор и стукнулась головой о большую напольную вазу. Та зашаталась, а потом брякнулась на пол, заливая ковер протухшей водой. По всему второму этажу особняка разнесся гнилостный запах.

Не покалечусь, так задохнусь, ядрена кочерыжка!

Я вскочила на ноги. Прасковья захохотала жутким голосом и кинулась за мной, в азарте погони позабыв про изображающую глубокий обморок Елену. Пролетев пару саженей, Парашка схватилась за подол моего форменного фартука. Тот жалобно затрещал и упал к моим ногам. Я незамедлительно запуталась в оторванной тряпке и завалилась на пузо, ловко лягнув Прасковью каблуком в челюсть.

– Не уйдешь! – прошипела девица, хватая меня за волосы.

– Отпусти! – заорала я, пытаясь ударить ее локтем.

Но противница не отпускала, больно тянула меня за косу и пыталась подняться. Я перевернулась на спину и ткнула ее кулаком в нос. От боли ненормальная взвыла и отпустила мои волосы. Я попыталась подняться, но та быстро пришла в себя и сделала мне точную подсечку под колени. Рухнув, я со всей силы потянула за собой соперницу, вцепившись в ее трещащий по швам пеньюар.

Мы катались по полу, царапаясь и кусаясь как две дикие кошки, сбивая вазы с цветами и хрупкие старинные столики со статуэтками. Незаметно мы докатились до лестницы. Парашка уселась на меня сверху и попыталась удушить, вцепившись тонкими пальцами с острыми ноготками в мою тонкую шейку. Скорее всего, ей бы и удалось прикончить меня, но в этот момент она подняла голову и застыла. Холл был полон гостей. Сейчас они с ехидным любопытством, которым наделены только истинные аристократы, следили за потасовкой. Я быстро представила, как завтра во всех высокородных салонах и гостиных города будут обсуждать «сумасшедшую Парашку». Моя противница подумала то же самое, потому она как-то тоненько захихикала и попыталась встать. Но не тут-то было! Я звучно пнула ногой по ее подтянутой филейной части. Ненормальная полетела головой вперед вниз по лестнице. Гости с перекошенными от изумления лицами мелко кивали головами, отсчитывая вместе с Парашкой ступени. Та орала как чокнутая и звала стражу. Я побыстрее вскочила на ноги и заголосила:

– Па-а-ан!

Тут у меня закружилась голова: чувство, что Анук совсем рядом, захлестнуло с такой силой, – я согнулась пополам, словно получила удар в солнечное сплетение, и жадно стала хватать воздух открытым ртом. Он был наверху, здесь. Мой птенчик услышал крики, но не мог выйти из комнаты. Я развернулась и кинулась вверх по лестнице. Пока Петр помогал встать больше униженной и оскорбленной, нежели побитой и потрепанной Прасковье, она визжала:

– Девку держите, идиоты!!! Она за ребенком пришла!!!

Петр бросился за мной, за ним последовала доблестная охрана. Не чувствуя под собой ног, я перепрыгивала ступеньки, а нетерпение задавало темп.

Я повернулась, на площадке лестницы застыла охрана, боясь подойти ко мне. Хотелось задорно улыбнуться, но не выходило, словно что-то сковало все мышцы лица, пришлось довольствоваться жутким звериным полуоскалом.

Дверь, за которой находился Анук, оказалась заперта, я легко ее толкнула и осознала, что она не сорвалась с петель, а разлетелась в щепки.

Мальчик сидел на ковре совершенно один. В неярком свете керосиновой лампы блестели черные глаза-лужицы. Он смотрел на меня, испуганный звереныш, крепко сжимающий кулачки и готовый защищаться. Узнавание произошло в один миг:

– Мама!

Через секунду я уже подхватила его на руки. Какое это было блаженство прижимать его маленькое хрупкое тельце к своей груди, ощущать тонкие косточки под своими пальцами, жаркое тепло, стук сердца, ручонки на своей шее! Я глубоко вдохнула его сладкий детский запах и погладила узкую спинку. Анук прижимался ко мне всем телом, как котенок. Я почувствовала, как легкая струйка энергии уходит у меня из груди.

– Отдай ребенка! – услышала я голос Прасковьи, стоявшей в дверном проеме.

Я развернулась, резко вскинула голову и внезапно почувствовала, как волна ярости красной пеленой застилает глаза. Из груди едва не вырвался звериный рык: да как она ПОСМЕЛА?!

– А ты забери, тварь!

Уж не знаю, что увидели мои преследователи, но они явно испугались. Молодые стражи шарахнулись в стороны, а Петр со странным стоном рухнул на пол. Прасковья побледнела.

– Я сказала тебе: попробуй – забери! – прорычала я и спокойно прошла к двери.

Молодцы сбились в кучку в глубине коридора, с животным ужасом поглядывая в мою сторону. Хозяйка дома замерла, казалось, она не могла сделать ни шагу, ее трясло, а на лбу появилась испарина.

– Откуда ты меня знаешь? – прошипела я в лицо Прасковье.

– Мне мой любовник сказал, он принес ребенка ночью, а потом описал тебя.

– Кто он?

– Он? – Нервы у нее были действительно слабенькие, а потому не выдержали, и она с грохотом устроилась на полу рядом с Петром.

– О как, мальчики, – развеселилась я, – от моей неземной красоты все штабелями ложатся.