— Рейчел, это ты?

— Да, папа. Я пришла, чтобы… я пришла домой.

Она ждала гневных слов, но ничего не услышала. После длинной паузы она подошла к кровати и села на край, не сводя взгляда с его лица.

— Так много времени прошло, Рейчел… Я был… не прав, когда прогнал тебя.

Рейчел почувствовала, как на глаза снова набегают слезы.

— Я пришла, — с трудом проговорила она. — Все остальное не имеет значения.

— Подвинься поближе. Дай мне… на тебя посмотреть. Рейчел наклонилась, и ее отец, как слепой; протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, — словно хотел запомнить ее очертания.

— Сколько хороших лет мы выбросили! — прохрипел он. — Столько лет… мне мешала гордость… признать, что я совершил чудовищную ошибку. И твоя мать… Как же она страдала из-за меня!

— Забудь прошлое, папа.

Он вздохнул, внутри у него что-то пугающе забулькало.

— У меня только прошлое и осталось. Через несколько дней я буду лежать в могиле.

Рейчел хотела было возразить, но увидела голую правду в его глазах и лишь кивнула, уважая его достоинство. Он долго пытался отдышаться. Потом сказал:

— Так ты все же скажи мне… этот твой муж… он сделал тебя счастливой?

На этот раз Рейчел поддалась искушению солгать. Она подумала о Брайане, об их гибнущем браке, но решила, что отец должен думать, будто она счастлива.

— Да, пап. И у нас две прелестные девочки, Эми и Джесс. — Она порылась в сумке и вытащила бумажник. — У меня есть их фотографии.

Сол держал фотографии внучек в трясущихся руках, и слезы катились по его впалым щекам.

— Какие славные… Они улыбаются… совсем как ты.

В этот момент в комнату проскользнула Наоми, и Сол повернулся к ней. Его лицо стало казаться более живым.

— Наоми, иди и посмотри на своих внучек.

Наоми медленно подошла к кровати, взяла фотографии и села в кресло, жадно разглядывая их. Затем положила снимки на прикроватный столик и вздохнула.

— Расскажи мне о них. Расскажи мне все. Спальню освещал слабый свет настольной лампы, и в этом призрачном свете Рейчел принялась рассказывать родителям об их внучках. Сол время от времени задремывал, но Наоми напряженно сидела на краешке кресла и ловила каждое слово. Когда Рейчел замолчала, отец коснулся ее руки.

— Ты… хорошая дочь, Рейчел. Теперь я уйду с миром.

— Я люблю тебя, папа.

Но Сол уже спал, а на его губах так и застыла улыбка. — Он тоже тебя любит, Рейчел, — тихо сказала Наоми. — Он никогда не переставал тебя любить.

Через три дня Сол умер во сне — просто ускользнул, незаметно перейдя в другую жизнь. Хотя Рейчел ощущала глубокую печаль, воспоминания об их последней встрече помогали ей пережить горе.

Во время шивы она была рядом с Наоми в маленькой гостиной. Ей казалось, что она снова обрела свои еврейские корни, которые, как выяснилось, всегда были существенной ее частью. Даже после девяти лет жизни в другом мире она чувствовала тягу к вере, от которой когда-то так легко отказалась.

Но даже сейчас, примиряясь с прошлым, Рейчел не могла забыть о том, что ее брак гибнет. Брайан отказался прийти на похороны Сола, и она не могла ему этого простить. Сразу вспомнились былые обиды, угнездившиеся в ее сердце. Каждый день, ложась спать, она задавала себе один и тот же вопрос: смогут ли они с Брайаном наладить их совместную жизнь, или раны настолько глубоки, что их нельзя залечить?..

Гасси поплотнее запахнула шелковый халат и взглянула в окно на скучный зимний пейзаж. Все казалось таким голым на фоне свинцового неба, таким убогим и безжизненным. Она слегка поежилась, затем отвернулась от унылого зрелища, но меланхолия преследовала ее, как тень.

Гасси оглядела спальню, которую она делила с Ричардом, и нахмурилась, заметив его ключи и бумажник, аккуратно выложенные на столик. Он всегда такой аккуратный, педантичный и предсказуемый! Вся его жизнь — тщательно проработанная постановка, она же сама — только часть декорации…

Гасси не могла понять, почему это не дает ей покоя. Ведь ее брак — всего лишь контракт, и Ричард скрупулезно выполняет свои обязательства. Они жили в роскошном загородном особняке, снабженном всеми существующими в природе удобствами, и были приняты в лучшем вашингтонском обществе. Она должна была бы быть безумно счастлива или, во всяком случае, вполне довольна.

Но на самом деле Гасси была глубоко несчастна.

Она ненавидела свою жизнь, ей было противно, просыпаясь каждое утро, сталкиваться со стерильным однообразием и мучительной скукой. Как-то незаметно вышло, что она потеряла себя: так приспособилась играть заданную роль, что почти забыла, какая женщина скрывается за этим фасадом. Куда подевалась Гасси Тремейн? Где та молодая девушка, которая так страстно любила одного темноглазого мужчину?..

Ощутив знакомую пульсацию в голове, Гасси села и устало потерла виски. Ее всегда поражало, что она, оказывается, все еще любит Тони, все еще пытается представить себе, какой была бы ее жизнь, если бы она рискнула выйти за него замуж. Но сколько ни фантазируй, всегда приходится возвращаться к печальной реальности — ее жизни с Ричардом, которая стала для нее совершенно невыносимой.