– Она выбросилась из моего окна? – спросила Софи, чувствуя одновременно и страх, и любопытство.

Герцог скривил рот.

– Мне не следовало говорить тебе об этом. Все это произошло очень давно...

Положив голову на плечо мужа, Софи постаралась забыть обо всем, о чем думала, идя сюда по коридору. Ветер, проникая через трубу, шевелил языки пламени в камине.

Джеймс взял стакан и отпил немного бренди.

– А твоя мать всегда была такой, как сейчас?

– Насколько помню, да.

– Тебе, наверное, приходилось нелегко, когда ты был ребенком. А каким был твой отец?

К неудовольствию Софи, Джеймс, высвободившись из-под нее, поднялся.

– Еще хуже, – помолчав, ответил он.

Ей стало холодно без него, и тут он, улегшись на кровать, негромко произнес:

– Иди сюда, ложись со мной.

Однако в ее голове все еще звучали слова, сказанные им перед отъездом в Лондон: «Ты ведь совсем не знаешь меня». Это было правдой – она совсем ничего не знала о своем муже.

Желание, которое обычно возникало у Софи, когда Джеймс смотрел на нее так, как он смотрел сейчас, куда-то испарилось. Любопытство, стремление лучше узнать его оказались сильнее.

– Он был жесток к тебе?

– Кто?

– Твой отец.

Вероятно, Джеймс понял, что она хочет поговорить с ним, и взгляд его сразу изменился.

– Да, он был невероятно жесток. Я предполагал, что ты слышала сплетни о нем в гостиных Лондона или дома от графини Лансдаун.

Софи вспомнила фразу, произнесенную Флоренс: «Кто знает, сколько секретов хранит этот мрачный замок?.. Уверена, что их немало». Теперь она жалела, что тогда же не расспросила ее о подробностях.

– Нет, я ничего не слышала, но кое-что ты рассказал мне тогда в парке.

По выражению лица Джеймса нельзя было понять, что он чувствовал. Раздражение? Досаду?

– Зато теперь ты знаешь все. Почему бы тебе не забраться в кровать?

– Он был жесток и с твоей матерью тоже?

– Да, он жестоко обращался с ней, и она отвечала ему тем же. Они ненавидели друг друга. Но мой отец давно мертв, и я думаю, что мне удалось избавить дом хотя бы от некоторых демонов.

– Демонов? – Софи почувствовала, как у нее мурашки поползли по коже.

– Ну да, тех, которые не дают мне спать по ночам. Ты долго еще собираешься мучить меня таким образом? Сядь по крайней мере, пока мы разговариваем, чтобы я не мог видеть все, что у тебя под халатом.

Халат Софи не был застегнут, и ее муж, безусловно, мог видеть все детали. Она смущенно потупилась и торопливо запахнула халат.

– Прости.

Покачав головой, Джеймс чуть улыбнулся:

– Тебе не надо извиняться.

Поднявшись с кровати и подойдя к ней, он отвел ее руку, и халат снова раскрылся. Тогда Джеймс коснулся ее груди и горячими руками провел по ее коже.

Выходит, подумала Софи, мужчина, с которым она провела медовый месяц, не был реальным человеком. Реальный, настоящий Джеймс всегда носил маску, но она этого просто не знала.

И вот теперь, наконец, ей это стало известно. Она также многое узнала о семье Джеймса и событиях, которые сформировали его характер. Может быть, у них все же смогут сложиться нормальные отношения? Софи хотелось верить, что человек, в которого она влюбилась, на самом деле и сейчас существует где-то внутри, под холодной маской равнодушия.

– Он тебя бил? – Софи сама удивилась своей настойчивости, однако ей хотелось узнать о муже как можно больше.

– Да. Он бил мать, бил моих нянюшек и гувернанток, и те вымещали свою обиду на мне.

Софи с удивлением слушала его, не в состоянии понять, как он мог говорить таким равнодушным тоном о таких ужасных вещах.

– А Лили? – продолжала она, стараясь унять боль в сердце, возникшую от всего услышанного.

– Может быть, и ее, но я к тому времени уже уехал.

– Куда уехал?

– Учиться. А летом на каникулы я уезжал за границу.

Порывисто взяв мужа за руки, Софи убежденно проговорила:

– Не все семьи такие, уверяю тебя.

– Возможно, ты права. – Джеймс посмотрел ей в глаза. – Но для нас все это было словно заразная болезнь, передававшаяся из поколения в поколение, и с этим следовало, наконец, покончить.

– Покончить? – переспросила Софи.

– Да. – Не отпуская ее рук, Джеймс повел Софи к кровати, через голову снял с нее рубашку, так что она оказалась совершенно обнаженной, и, обхватив ладонями ее лицо, наклонившись, поцеловал, прошептав при этом: – Я должен это сделать.