Через некоторое время я услышал хруст шагов, а потом скрежет засова. Карасев со скрипом приоткрыл створку и высунул лохматую голову в репьях.

– Борька? Вовка?
– спросил он, увидев нас.
– Вам чего?

– Батя прислал… - фальшиво залопотал Барбарис, протягивая ведро.
– Просил, как обычно…

– Заходи!
– заметно приободрился Карасев.

Заперев ворота, он перехватил ведро и свистнул своего пса Байконура, у которого были желтые, спившиеся глаза.

Мы пошагали по тропинке вдоль забора. Кругом рос чертополох и стояли вагоны. В пустое синее небо скучно торчали ободранные семафоры. Байконур молча брел за нами в высоченной траве, как подводная лодка.

– Дядь Мить, - окликнул я Карасева, - вас еще не выследили шпионы диктатора?

– Не, Вовка, - сказал он.
– У них квалификации не хватает.

Мы вышли к свалке металлолома. Все здесь проржавело до дыр. Сбоку аккуратно стояла летающая тарелка дяди Карасева, очень напоминающая трактор «Беларусь», но без колес.

– Дядь Мить, - опять спросил я, - а вы правда на ней из созвездия Геркулеса прилетели?

– Правда, пацаны, - серьезно ответил Карасев, откинул кожух и высыпал картошку в специальную дырку.
– Хотя, может, и из Козерога. Я еще плохо в вашем небе разбираюсь.

Он залез в кабину, протер рукавом мутные циферблаты и нажал на рычаг. Затарахтел мотор. Густой сивушный дух пополз во все стороны. Байконур со стоном зевнул и лег на засаленную землю.

– А почему ваша тарелка самогон гонит?
– спросил Барбарис, не обладавший зачатками поэтического мышления.

– Он, пацаны, в еённом двигателе как смазочное масло, - пояснил Карасев, выколачивая из ведра земляные крошки.
– Раньше-то, в Козероге, я не знал, что его пьют, а здесь узнал. Двигатель мне сейчас не нужен, а эту систему я эксплуатирую.

Он поставил ведро, достал шланг, купленный в прошлом году у артельщика Полубесова за литр сивухи, и опустил его в ведро. Потом подкрутил вентиль-барашек и присел на ящик. Мы с Барбарисом тоже сели.

– А Байконур пьет?
– спросил я.

– Все пьют, - ответил Карасев.
– Подрастешь, и ты будешь. Одиноко мне, пацаны, вот я Байконура и приучил.

– А как же друзья?… - Я забросил удочку насчет Меркина.

– Стараюсь в одиночку, - ответил Карасев.
– Боюсь шпионов.

– Так вообще не пейте, - сказал Барбарис.

– Молодой ты еще, Борька, - грустно произнес Карасев.
– Жизни не понимаешь. Для меня, может, это идейный принцип.

– Какой еще принцип?… - буркнул Барбарис и качнулся.

Я тоже почувствовал, что все поплыло: кабина трактора собралась взлететь в созвездие Козерога, застенчиво засветившееся на небе, у Карасева неудержимо отрастали перепончатые уши и глаза вылазили на стебельках, а Байконур парил в невесомости все в той же лежачей позе.

– Такой принцип!
– задиристо крикнул Кара-сев.
– Я знаешь кем раньше был? Знаешь?! Я лайнер-лейтенантом был, и орденов у меня висело, как у… как у… - он потряс свой ватник за грудь, - как у Гагарина!… Я профессиональный разведчик был и повстанцев выслеживал!…

В ведро из шланга потекла тоненькая струйка.

– Выследил?… - спросил я, плавая в сивушном тумане и уже плохо ворочая языком.

– Пацаны вы мои милые, глупые!…- Карасев обнял нас и попытался заплакать.
– Да ведь их хрен выследишь!… Они вот где-то здесь замаскировались, а где, ерепена крача, не понятно никому!…

Я с трудом припомнил, зачем сюда приперся.

Карасев дрожащими руками приподнял ведро и хлебнул через край, а потом немного плеснул в миску Байконура.

Барбарис спекся и задремал, подперев кулаком щеку и поставив локоть на колено.

– Дядя Карасев, - твердо сказал я, - я у тебя что спросить-то пришел… - Голова моя пылала.
– Самое главное… это… Ты мне скажи: повстанцы - они кто?!

– У меня знаешь какая кв-в-валификация?… - спросил Карасев и потряс меня за плечи.
– Я с этой самогонкой так з-замаскировался… Другой агент сто лет учиться будет, как под землянина подделаться, а я уже… Уже!… А диктатор наш галактический, ере-пень крачовый и крача ерепенная, разжаловать меня хотел!…

– А у тебя… к-классификация!… - тонко и злобно крикнул я.

– Да!… - вскинулся Карасев.
– Мне нельзя ее терять!… И… и… - он наконец всхлипнул и прижал меня к себе,- и я ж люблю вас… Там же одни андр-роиды, выпить не с кем… Вовка, друг… Как же я там без тебя?!.

А больше я уже ничего не помню.

P . S . Я всегда говорю, что надо песатъ правду жизни даже в научнофантастической повести. И сдезь я напесал правду жизни, тоись ничево не узнал у Кара-сева, потомучто здуру закосел.