Шрифт:
Байконур ощущал себя разбитым и отупевшим. Шерсть его свалялась набок, в горле пекло. Байконура охватила апатия. Корова Бунька, увидев его в таком состоянии духа, да еще с веревкой на шее, даже не отскочила с рельсов, где жрала бурьян, а как-то особенно издевательски покачала бедрами и отвернулась. Байконур опустил голову, завесив глаза ушами.
Лубянкин отправил потрясенную жену к соседям и весь вечер приводил дом в порядок. Граблями собрал рассаду из-под окон, вымел черепки и землю из комнаты и выдернул ухват из стены сарая.
Привязав Байконура к крыльцу, Лубянкин вошел в дом. Байконур же спрятался под ступеньками и лег, сложив голову на лапы. В синем небе над крышей тихонько проступали звезды. В душе Байконура благоразумие боролось с тоской и остатками хмеля. Благоразумие отступило, и Байконур негромко, чтобы не услышали, начал подвывать. Где-то рядом скворчал кузнечик. Под его музыку оживились блохи в шкуре у Байконура. «Жрите меня, - хотел сказать им Байконур.
– Жрите, гады. Только вам я еще и нужен. Жизнь, жизнь моя, зачем ты такая собачья?…»
Тем временем Лубянкин запер дверь и осмотрел отремонтированные окна. Бежать из комнаты было невозможно. Лубянкин достал из комода медный ключ, отпер дверки шифоньера и вытащил оттуда пленного котенка.
Держа Ваську за шкирку, он снова оглянулся. Опыта допрашивать котят у него было недостаточно, инструкций не существовало вовсе. Ничего не придумав, он посадил котенка на стол и вынул пистолет.
– Добрался я до тебя, проклятый мятежник!
– злорадно сказал он.
– Подлый ты урод в галактической семье!
Котенок молчал, глядя в окно.
– Не смотри, не уйдешь, - развернул пистолетом его голову Лубянкин.
– Что, не выдержали твои интеллигентские нервишки, когда я пацана припугнул?
– Ребенок-землянин в нашей войне ни при чем, - глухо ответил котенок.
– Благоро-одный!…- издеваясь, протянул Лубянкин.- Пожертвовал жизнью!…
– Еще не пожертвовал, - резонно заметил котенок Васька.
– Пожертвовал-пожертвовал, - усмехаясь, заверил его Лубянкин.
– Даже если я не замучаю тебя насмерть пытками, в диктаторских застенках тебя на шапку пустят, понял?
– Понял, - мрачно ответил котенок.
– Знаю, как попал туда генерал Крокодил.
– Так что нет смысла молчать, - добавил Лубянкин.
– Сознавайся, я жду.
– Не дождешься.
– Хорошо, можешь не отвечать. Но учти: то, что ты можешь нам сообщить, - мелочь по сравнению с тем, что мы уже знаем про вас.
– И что же вы знаете?
– От завербованного нами баронета Поло-Уина, которого вы сегодня расстреляли, мы уже узнали, что и Штаб, и Информаторий, и Главная Карта находятся здесь. В ком укрывается Оллего, я тоже знаю. Да и ВАСКА в наших руках, хе-хе.
– Все равно этого мало, чтобы высадить десант. Где вы будете искать Карту и Информаторий? Кого захватывать? Вашего горе-резидента Мидра-Кадра-Зева с летающим самогонным аппаратом? Нет, господа, вы на понт нас не возьмете. И меня тоже.
– Ладно, пусть так. А если мы сохраним тебе жизнь и свободу, а?
– Свобода Галактики мне дороже.
– Значит, выдавать имена землян-носителей ты не желаешь?
– Нет.
– И расположение Карты с Информаторием?…
– Нет.
– Ну, как хочешь, грязный, поганый, упрямый бунтовщик!
Лубянкин безжалостно поднял котенка за шкирку.
– Будете меня пытать?
– тихо спросил котенок.
– Буду, - подтвердил Лубянкин и пошагал к двери.
А Байконур в это время под крыльцом пережил ужасную метаморфозу настроения. Поддавшись гнету одиночества в этом мире, он стойко мирился с блохами, пока те не вошли в раж. А теперь утихомирить их он уже не мог и сходил с ума от их укусов, плакал и зубами рвал на себе шкуру. Если бы Лубянкин не вышел, он бы обрушил крыльцо, оборвал веревку. Повалил ворота и с воем промчался бы по улицам Сортировки, вертясь со страшной скоростью и цапая себя за спину, а потом бы прыгнул и, возможно, утонул вместе с блохами в спасительной прохладе Мыквинского пруда.
Но Лубянкин вышел, встряхнул Байконура и отвязал веревку.
– Фас!
– волнуясь, сказал он и бросил перед псом котенка.
«Это атавизм!…» - взвизгнул про себя разведчик ВАСКА, но его тельце против воли выгнулось дугой, а шерсть вздыбилась. Пронзительное шипение вырвалось из горла контрразведчика.
«Р-разорву!…» - с истомой и бешенством подумал Байконур про котенка. Блохи изъели его организм так, что под шкурой остались только труха и ненависть. Байконур сделал шаг, глаза его заволокла пелена.