Шрифт:
– Р-разорву!… - слабея от ярости, прорычал он.
«Надо что-то предпринять!…» - отчаянно подумал контрразведчик, на когтях пружинисто ковыляя перед псом с выгнутой спиной. Собрав все свои психические силы, он бросился в телепатическую атаку.
Байконур боком, какой-то развинченной трусцой приближался к замеревшему котенку. Никакого вторжения в свой темный и дремучий разум он не почувствовал, как вдруг…
Это ощущение пристукнуло его и затормозило. Он ошеломленно оглянулся на Лубянкина.
Байконуру показалось, что давний груз, который он таскал всю жизнь и тяжести которого никогда не замечал, вдруг исчез!…
«Что ж такое-то, господи!…» - подумал он, забывая о блохах и котенке. Глухой протест и непонимание возникли в его душе. Шерсть встала дыбом от ужаса.
Какие-то сдвиги мышления заворочались в его косматой голове, будто в давно выброшенном будильнике ожил механизм.
Байконур потряс башкой.
Электрическая волна прокатилась по нему от задних пяток до выщербленных усов.
«Чертовщина!…- немея, подумал он.- Так ошибаться всю жизнь?…»
Он снова поглядел на котенка, и ему неотвязно чудилось, что это не котенок, а щенок, его маленький щенок по имени Кутька…
«Я - женщина!» - озарило Байконура, и он даже присел на всех четырех лапах. Кудлатый хвост в страхе кинулся между ног.
– Эй, ты чего?… - удивленно сказал Лубянкин, спускаясь с крыльца.
– Байконур, фас!…
«Я - женщина!» - подумал Байконур, все более и более утверждаясь в этом открытии.
Лубянкин приблизился к нему и пхнул сапогом.
И тут в Байконуре словно лопнул пузырь, содержащий всю неукротимую страсть собачьего материнства. С ревом он вцепился в ненавистный сапог.
Отброшенный истеричным пинком, он прыгнул к Кутьке, к своему любимому рыжеухому Кутьке, схватил его зубами за шкирку и кинулся вон, прочь отсюда, в уютное гнездо под перроном, где его ждали еще четверо маленьких щеночков…
– А-а!… - завопил Лубянкин, вылетая из калитки на улицу.
– Караул! Грабят!…
Присев, он выбросил вперед обе руки, сжимающие пистолет, и открыл ураганную пальбу по удирающему Байконуру с контрразведчиком в зубах.
Байконур исчез в пыли.
– Обманул!…- завыл Лубянкин и прямо посреди улицы упал на землю, молотя ее кулаками.
А Байконур, где-то по пути утратив контрразведчика и вместе с ним все материнские чувства, что было духу домчался до столярного цеха за станцией, трепеща, зарылся в опилки и закрыл лапами голову.
«Долакался!… - трясясь, думал он.
– Долакался, алкаш несчастный!… Белая горячка!… Нет, все, начинаю новую жизнь!…»
…Глубокой ночью, когда Млечный Путь раскинулся по небу от Старомыквинска до Новомыквинска, когда лунный свет хромировал дорогу и засветил фонарики яблок в листве яблонь, когда замерцали лопухи и крапива в Пантюхином овраге, будто цветки папоротника, участковый Лубянкин тихонько постучал в окошко Барбарисова дома.
Через некоторое время дверь приоткрылась, и на крыльцо в трусах и сапогах вышел отец Барбариса дядя Толя.
– Чего тебе?
– негромко спросил он. Лубянкин протянул ему сжатый кулак и оглянулся по сторонам.
– Пацану, - кратко пояснил он.
В желтую прокуренную ладонь дяди Толи упала круглая таблетка.
– Кто?
– быстро отреагировал дядя Толя.
– Майор Бабекус.
P. S. Товарещ редактор! Эта глава не такая, как все остальные. Непосредсвенно я в ней не учавствую, следоватилъно, изложение событея произошли токо гипотетически. Но я основывалса на фактах, и поэтому заевлю о своей решымости атстаивать эту главу в таком виде, какой есь, так как в ней просле-жеваю важную фелософскую мысль, что женщена тоже человек. Еще раз говорю, что переписывать не буду, это дело принцепа.
P . P . S . Еще я прослежеваю мысль, што орудее унич-тоженея надо превратить в орудее освобождения, и даю. прогнос на будующее развитее цывилизацыи: зделать это можно токо путем духовново вмешатильства.
ГЛАВА 7
Дядя Толя разбудил меня поздно утром, подергав за ногу.