От веры в астрологию, от атавизма мрачных привычек,которые, хочешь не хочешь, а вечно носишь с собой,осталась во мне невнятная склонность, горчащий привкус.От давних примет, разговоров — истёртых, протёртых,как старое кресло, от словпо-холопски исправных,избитых, забитых, густеющих, словно сметана;от мёртвых недель и от спёртого воздуха в наших жилищах.Кто может похвастать таким же твёрдым терпеньем?Я втиснут в толстую кожу здравого смысла,сдавившую грудь змеиными кольцами благоразумья, —и все мои детища порождены в упрямом боренье.Ах, я же могу единым глотком коньяка распроститьсяс этим вечером, избранным из череды вечеров.Я населён живым веществом заурядного цвета —молчаливым, как старая мать, неподвижным,словно тень деревенской часовни и прах под могильной плитой.Я до края наполнен чуткой колодезной влагой,дремотной водой, опочившей в скорбной готовности слышать.В гитарной моей сердцевине уснул древний ветер —сухой и певучий, недвижный и неколебимый,звонким дымом своим насыщает моё он дыханье:первооснова покоя, живинка жидкого масла:угрюмая птица мой мозг стережёт неусыпно,и ангел бессменный в моём обитает клинке.
