Я одолел аллегорического злодея — ангела сновидений.Как упорствовал он! И сейчасслышна его смутная поступь,шаги, облепленные улитками и цикадами,спелёнатые запахом моря и ароматомпронзительных плодов.Это ветер, шумящий в кроне времени,свист паровоза, скольжение бреданад жаркой подушкой,тусклый голос тени,падающий в бесконечность, словно клок ветоши,отражённые друг в друге пространства,мутное вино, глухо ревущее стадов облаке пыли.Порой ему удаётся свить гнездо у меня в груди,и тогда его тяжкая ноша в кровь истирает мне плечи,и течёт жгучая соль,наплывает на небо, бередя порядок вещей:оседлав моё дыхание, он пускается вскачь, и поступь егосродни поцелую;торжественно и мощноон врастает в зрачки едкой селитрой.Он вступает в меня как хозяин:неслышно зреет во мне его плоть,источая запах пророчеств.Я издали узнаю его чёрных всадниковв доспехах, изъеденных ржавчиной ветра,и столь неистова в нём жажда пространства,что он вгрызается даже мне в сердце:он властелин неприступных нагорий,он окружён хороводом привычно-трагических масок,он обжигает мне кожу щелочью ветра,я слышу: во мне дрожат его струны.Я слышу сны моих друзей и любимых,сны, содроганья которых рвут мои вены.Я тихо иду по коврам сновидений,впиваясь зубами в свечение сонного мака.Усопшие до рассвета! Как часто,вцепившись мне в сердце корнями,вы мчитесь вместе со мною по сумрачным городам.Разрастается тень моего скакуна,и вот далеко внизу остаются притоны,обнажённые девушки на простынях,шулера, футболисты, освистанные ветром:и тогда мы вкушаем спелые плоды неба,птиц, кометы и монастырские колокола:и тот, кто вскормлен на чистой географии дрожи,возможно, заметит наш огненный промельк.Друзья мои, уронившие головы на бочкив обветшалом трюме беглого корабля,там, далеко-далеко, друзья мои, не знающие слёз,женщины с жёсткими лицами!Наступает полночь, и гонг смертизвучит повсюду голосом моря.Чувствуете на губах солёный привкус сна?Неотвратимо, как приговор, набегает на лицабледность летаргических переулков:рот, захлебнувшийся мёртвой улыбкой,глаза, усталые, словно боксёры после ринга,дыхание, глухо пожирающее тени.Здесь, в этом зародышевом тумане, в этой смуте пропорций,заколоченной накрепко, словно заброшенный погреб,здесь воздух — вне закона, и мшистые стеныотсвечивают печальным цветом крокодиловой кожи.Тонкая вязь паутины:шаги тонут в мягком, будто ступаешь по телумёртвого чудища,тугие влажные гроздья висят бурдюкамив проломах обрушенных стен:эй, Капитан! В этот час дележа и разделаотодвинь без скрипа засовы. Жди меня, жди:мы будем ужинать в чёрном,а юнга, больной малярией, покараулит двери.Сердце моё! Посмотри, как поздно вокруг и безбрежно.День, словно бедная скатерть, сушится на ветруи трепещет, окружённый кишеньем существ и пространства.Всё сущее незримо присутствует в воздухе.Вглядевшись попристальнее, увидишь бродяг,адвокатов, убийц, почтальонов, портных — понемногупосланцев от каждого промысла. А остальныенеслышно трудятся в нашем нутре.Я давно уже начал свой сыск, я ищу терпеливо,побеждённый, конечно, ворожбой темноты.
