– Чиф!!! Сволочи, мать вашу!

Болт вмял овчину на груди у подбегающего мужика и, теряя оперение, вошел в тело на всю длину, мужик, сделав по инерции еще несколько шагов, споткнулся о лошадь и упал почти прямо на Мишку.

– Падлы! Всех замочу! На, пидор гнойный!

Мишка вырвал из руки покойника топор и швырнул в третьего лесовика, тот охнул и схватился за колено, свистнул мишкин кинжал и мужик, брызгая кровью, забился на дороге. Тут же стрела рванула рукав кольчуги, опрокидывая Мишку на спину. Вторая стрела свистнула перед самым лицом и воткнулась в снег.

– Не стрелять, я сказал!
– Снова заорал невидимый командир засады.

– Некогда возиться, сейчас ему помощь подойдет!

– Успеем, если замахнется, бей в руку, он нам живой нужен.

Голоса раздавались совсем недалеко. Лежа на спине, Мишка уперся ногой в рычаг и изо всех сил потянул на себя приклад, в глазах потемнело от напряжения, стрела с широким охотничьим наконечником, больше напоминавшим обоюдоострый кинжал, чиркнула по ноге чуть выше колена, Мишка дернулся, и тут стопор, все-таки щелкнул, поставив оружие на боевой взвод.

– Что, гниды болотные, зассали?
– Заорал во всю глотку Мишка.
– Подходи по очереди, всем яйца отстригу!

Мишка перевернулся на живот и по-пластунски подполз к хвосту лошади.

– Белояр! Время уходит, давай… а-а-а!

Вот и пригодилось умение стрелять на звук. Мишка попытался снова взвести самострел, но ногу полоснула такая боль, что он чуть не закричал. Штанина быстро набухала кровью.

– Шуйка!
– Опять подал голос командир засады, видимо его-то и звали Белояром.
– Шуйка, ты живой?

– Белояр, угребище звезданутое, ты - следующий!
– Надрывался Мишка.
– Подай-ка голос еще раз!

Он перевернул самострел и попытался отжать рычаг левой ногой, ничего не вышло.

"Ну что ж, сэр, осталось два кинжала. Один метну, а второй… как получится, но живым не дамся. Где ж наши-то? Чиф, псина моя, может только ранен? Падлы, нет, хоть одного еще, но зарежу!".

– А ну, мужики, все разом!
– Попытался взбодрить своих Белояр.

– Сам лезь! Живой он ему нужен, как же!…

– Белояр! Он Шуйке, и, правда, как обещал. Это самое… прямо туда и угадал!

– Да ты что?

– Правда! Без памяти он, кровью исходит.

"Какое приятное известие. Надо же, как удачно получилось. А мужики-то хлипкие, не поднимет их Белояр в атаку. Может, и продержусь до наших? Еще бы хоть разок стрельнуть! Господи, нога-то как болит".

– Белояр, поперек тебя и наискось, выкидыш крысиный, оглоблей сделанный, дерьмом вскормленный, на рожне сушеный, в портянку запеленатый, на колоде плющенный, в дымоход пропущенный, скрученный, порванный, лешим уворованный!
– Выдал в полный голос зацепившуюся в памяти с детства похабную скороговорку Мишка.
– Видишь? Я свои обещания выполняю! Подай голосок-то, приголублю, как девку, век помнить будешь!

Над дорогой повисла тишина.

– Белояр! Чего молчишь, клещ мокрожопый? Труханул, урод? Опарыш ты, а не мужик, и место твое на гноище, муха с дерьма на тебя не пересядет - побрезгует! Мать твоя потаскуха с упырем тебя прижила, а жена от тебя в хлев бегает к хряку. Весь род твой поганый - урод на уроде: бабы с бородами, мужики с грудями, девки рябые, пацаны кривые, сам ты шпаренный, вареный, сзади подпаленный…

В лошадиный труп ударила стрела.

– Во-во, все вы такие: хромые пляшут, немые песни поют. Поди сюда, красавец писаный, я тебе винчестер отформатирую. Мудозвонить нечем станет.

Еще одна стрела вжикнула в миллиметрах над лошадиным боком и ушла в сугроб.

–Белояр!!! Курва бродячая, раком ставленая, винтом с левой резьбой, от ноздри до ануса, сик транзит глория мунди, дебил! Ворох драный, шельма шкрябанная…

– Скачут!!!
– Взвился над дорогой испуганный голос.

– Готовсь! Бей по коням!
– Скомандовал Белояр.

Из-за поворота вылетели всадники. Плотным строем, прикрытые щитами, уставив копья. Кони переднего ряда укрыты железными налобниками и кольчужными нагрудниками, стрелы лесовиков бессильно тюкали в броню и в щиты, ни один конь не упал, ни один всадник не дрогнул. В такие атаки ратнинцы ходить умели, а противники у них бывали и покруче бездоспешных лесовиков.

Мишка вжался в снег, но конная лавина аккуратно обтекла его с двух сторон и ушла вперед. Лес наполнился криками, лязгом оружия, конским ржанием. Мишка перебрался через лошадиную тушу и пополз к лежащему на окровавленном снегу Чифу. Пес был мертв, стрелять лесовики умели. Прижав к груди голову погибшего друга, Мишка тихонечко, по щенячьи заскулил.

"Чифушка, милый мой, как же я теперь без тебя? Сколько раз ты меня спасал, а я тебя защитить не смог. Кто меня еще так любить будет, кто любую обиду простит, кто меня без слов поймет, так как ты понимал? Как ты мне обрадовался, скучал, пока я в Турове был, а я тебе даже подарка не привез. Прости меня собачка, ничего я уже для тебя сделать не могу. Ничего уже не исправлю, ничем не отблагодарю тебя, не расскажу, какой ты славный пес, как люблю я тебя. Ласковый мой, хороший, ну открой глаза, мальчик мой. Вернись, Чифушка, я тебя к Юльке отнесу, она вылечит. Не хочешь? Ну, спи, мой хороший, я тебе песенку спою".