В горнице, распаренные и благодушные, сидели в одних рубахах, потягивая пивко, дед и Лавр, видимо, как раз вернувшийся с выселок. Дед расслабленно оперся спиной о стену и слегка покачивал культей, торчавшей из-под полы рубахи, а Лавр что-то неспешно ему объяснял, время от времени прихлебывая из ковша с пивом.

– А-а, Михайла!
– Дед расправил мокрые от пива усы и изобразил на лице строгость - тебя где носит?

– Ездил с Листвяной место под новые огороды смотреть. Здравствуй, деда, здравствуй, дядя Лавр.

Лавр кивнул в ответ на мишкино приветствие, а дед дурашливо изумился:

– А я-то все думаю: куда ключница подевалась? Ну, и как съездили?

– Хорошо съездили, деда, место удачное. А ты как съездил?

– Кхе…

Дед потянулся к копченому лещу, но сидя, откинувшись назад, до блюда с рыбой было не достать. Сесть прямо дед, видимо, поленился и зашевелил пальцами над столом, выбирая другую закуску.

"Кресло ему сделать, что ли? Все-таки граф. Вот посевная кончится, озадачу плотников".

Лавр, заметив отцовское затруднение, подвинул блюдо с рыбой на край стола. Дед удовлетворенно хмыкнув, ухватил рыбину.

– Как съездил, спрашиваешь?
– Дед указал рыбиной на кучу каких-то вещей, сваленных на лавке.
– А вот сам посмотри.

На лавке лежали заплечные мешки, скомканные маскхалаты, оружейные пояса, еще какая-то мелочь… И посреди всего этого развала красовался Мишкин самострел.

"Значит, догнали! Замечательно! А сейчас, похоже, будет то самое, что обещала мать - клизма за утерю оружия. Ну что ж, служба есть служба, никуда не денешься".

Мишка встал по стойке смирно, сделал военно-тупое выражение лица и гаркнул по-строевому:

– Виноват, господин сотник!

– Кхе?
– Почему-то, это "Кхе" прозвучало удивленно.
– Что виноват, это ты верно говоришь… - Дед задумчиво почесал рыбьей мордой кончик носа и уставился в глаза лещу, словно неожиданно встретил на улице старого знакомого.
– А в чем виноват-то? А?

– В потере оружия и оставлении его в руках врага! Готов понести заслуженное наказание, господин сотник!
– Мишка аж сам умилился армейскому изяществу формулировки собственной вины и покаяния.

– Кхе!
– Деду мишкино выступление тоже понравилось.
– Готов, значит… Это хорошо, что готов. А кто ж тебя овиноватил-то?

– Э-э… - Мишка слегка растерялся и сбился с настроя.
– Матушка сказывала, что раньше за потерю оружия ратников казнили или изгоняли…

Трах! Дед от души треснул копченым лещом по столешнице.

– Слыхал, Лавруха? Стоит бабу к воинским делам хоть чуть-чуть подпустить, так она уже и воеводой себя воображает! Один против пятерых в засаду попал, троих уложил, сам ушел, своих упредил, след беглых указал, так еще и виноватый с ног до головы! Нет, ты слыхал, Лавруха?

– Так баба же.
– Философски пожал плечами Лавр.

– И этому голову задурила!
– Продолжал кипятиться дед.
– Наказание он готов понести! А, Лавруха?

– Так пацан же.
– Продолжил Лавр в том же тоне.

– Во-во! Войско, ядрена Матрена - бабы, да пацаны. Повоюй с такими…

– Что, деда, мои ребята в походе негодными оказались?

– А? Ребята? Нет, ничего, ребята у тебя хорошие.
– Дед принялся чистить леща.
– Особенно Митька - прямо как будто родился в седле…Учить их, конечно, еще и учить… Но так - ничего, справились.

– Батюшка.
– Прервал деда Лавр.
– Пусть посмотрит-то.

– Ага!
– Дед словно вспомнив о чем-то, снова ткнул копченым лещом в сторону сваленных на лавке вещей.
– Михайла, глянь-ка, ничего интересного там не видишь?

Мишка подошел к лавке и поворошил неопрятную груду, все было каким-то заскорузлым, словно намоченным в грязной воде, а потом так и высохшим. Мешки, маскхалаты, оружие, моток веревки, кожаная сумка, сапоги… Что-то зацепило сознание, Мишка вновь зашарил глазами по вещам и вздрогнул от неожиданности - сапоги были кирзовыми! Что-что, а этого-то Мишка не перепутал бы ни с чем на свете - два года в подобной обувке отходил. Правда во времена его службы подошва уже была не кожаная, а из какого-то полимера…

– Не туда смотришь.
– Прервал мишкины размышления дед.
– Вон там, сбоку.

Мишка глянул в указанное место и увидел квадратную медную коробочку величиной с ладонь. Взял ее в руки и совершенно машинально нажал пальцем на выступающий металлический язычок. Коробочка открылась, Мишка откинул крышку и увидел под стеклом до боли знакомую красно-синюю стрелку и деления на донышке коробки, нанесенные по кругу. Риски, сделанные белой краской делили окружность на 360 градусов.

Подсознательно Мишка уже был к чему-то подобному готов, но все же потрясение оказалось слишком сильным. Чуть не выронив коробочку и враз вспотевших пальцев, он дрогнувшим голосом сказал: