Евгеша, не слушая, смотрел сквозь него взглядом патентованного городского сумасшедшего.

– Меня только что смертельно оскорбили!… - сказал он, прыгая губами.

– Где?

– У вас в коридоре!
– Кто?

– Какие-то два парня. Я их первый раз в жизни вижу. Они вышли из комнаты, а я попался им на пути. Они меня выругали, один небрежно толкнул в грудь, и они ушли. Я мечтал, чтобы они меня ударили. Ведь мечтал же, да? Если бы меня ударили, я знаю, я бы дрался.

– Ты им что-то сделал?
– не поверил Меф.

– Ничего. Просто коридор узкий. Ну почему со мной вечно такое, почему?
– страдальчески произнес Евгеша.

Буслаев усмехнулся.

– Не подскажешь, который час?
– спросил он после короткого размышления.

Мошкин нашарил взглядом висевшие на стене часы.

– Три двадцать.

Меф поднял глаза на циферблат.

– Купи очки! Четыре двадцать, - лениво поправил он.

– Разве?
– удивился Евгеша. Он снова хотел посмотреть, но Меф поймал его голову и насильно отвернул от часов.

– Нет, одного раза хватит! Ты не склеротик! Вспоминай: три двадцать или четыре двадцать? Быстро!

– Ну хорошо… Четыре двадцать. Я ошибся, прости!
– страдальчески признал Евгеша.

В ответ Меф толкнул Мошкина в грудь с такой силой, что Евгеша улетел на диван и плюхнулся рядом с наблюдавшим за ним Корнелием.

– Ты чего?
– озадачился Мошкин.

– А того! Зачем ты уступил?
– заорал на него Меф.

– Ты о чем?

– Ты был прав! Сейчас три двадцать!!! Я тебя нагло обманул, а ты проглотил!

Мошкин провел рукой по лицу с такой силой, будто желал вообще стереть лицо.

– Да, но я подумал, что, может, я не прав… - начал он.

– Не надо думать!!! Ты смотрел на часы! Своими глазами! Ты видел время! Зачем ты уступил?

– Сам не знаю, - признал Мошкин. Не пытаясь встать с дивана, он печально смотрел в потолок.
– Я подумал: зачем спорить из-за ерунды? И вообще, что это меняет?

– Вот именно, что это меняет? И когда тебя толкнули, тебе не хватило уверенности. Ты сказал себе: «Что это меняет?» - и отправился страдать дальше. А надо было не страдать, а врубить!

– Правильно! На два шага и по хлопку!
– прошептал Корнелий и, внезапно подскочив, выбежал в коридор.

На его исчезновение никто не обратил внимания. Мошкин и Даф смотрели на Мефа. Мошкин с преданным собачьим выражением, Даф - негодующе.

– Чему ты его учишь?
– возмутилась она.
– Ну хорошо! Допустим, Мошкин подрался бы с этими парнями. Были бы вопли в коридоре, шум… Прибежали бы еще парней двадцать - это же их общежитие. Ты бы, Меф, конечно, тоже выскочил, ввязался, и началось бы…

– Ну у тебя и воображение!
– поморщился Буслаев.
– «Был бы у меня внучок Иванушка, да сидел на лавочке да кушал бы яблочко, а полено б упало, и внучка бы прибило!» Чем больше думаешь в драке - тем больше получаешь.

– Подумать лишний раз никому не повредит. Смотри на вещи реально. Допустим, вы с Мошки-ным их расшвыряли. Кто-нибудь из южан выхватил бы нож - у них с этим легче легкого. И что?

– А ничего, отрубили бы первым трем руки, остальные бы убежали… - хихикнул Меф, однако заметно было, что он озадачен.

– То-то и оно! А так Женю толкнули, но он поступил мудро - первым остановился. Пусть даже самолюбие немного и пострадало, - сказала Даф.

Меф, умевший ценить клишированные фразочки в искаженном контексте, расхохотался.

– Мудро ты поступил, Женя - первым остановился!
– повторил он.

Мошкин посмотрел на Даф взглядом раненой лани, которую идут добивать.

– Я не Женя. Я Евгеша, - тихо и безнадежно сказал он.

Меф поперхнулся и больше не лез со своей иронией.

В дверях, сияя, нарисовался Корнелий. Веснушки самородным золотом осыпали его щеки.

– Ты отомщен, друг! Я нашел твоих парней!
– сказал он Мошкину.

Мошкин вскочил. Меф захохотал, а Даф не на шутку встревожилась:

– Что ты с ними сделал?

– Сделал? Да ничего. Ребята оказались сознательные. Поначалу попытались сломать мне нос, так, для знакомства, но раздумали и ушли в военкомат проситься защищать родину. Надеюсь, в военкомате оценят их патриотический порыв, - сказал Корнелий, пряча флейту.