Шрифт:
– Слушайте, покажите приемчик, - обратился Василь к братьям, когда все успокоились.
– Поздно уже. Нам домой надо. Дел много.
– Павел поднялся со скамейки. За ним поднялись Петр и Злата.
– Жаль. А когда ж у вас выходной?
– спросил Василь.
– Обычно по четвергам.
– Ладно. В четверг поедем.
– Куда?
– спросил Петр.
– Тайна.
Они двинулись по аллейке вдоль забора.
– Давай твой портфель, - сказал Петр Злате.
– Зачем?
– Просто так. Понесу. Ведь тяжелый.
Злата отдала ему портфель. Остановилась возле раскидистого дерева.
– На этой яблоне самая крупная антоновка. Во!
– Она растопырила пальцы, словно взяла большое яблоко.
– Вот попробуете осенью.
– Осенью нас уже здесь не будет, - сказал Павел.
– А мы вам посылку пришлем, - сказал Серега Эдисон. Точно, - кивнул Василь.
– - И сушеных грибов. Мы такие места знаем!
– Я собаку пробовал на грибы натаскивать. Чтоб искала, - сказал Толик.
– Ну?
– Носится по лесу и лает. На все грибы. Никак белый от мухомора не отличала.
– У тебя какая собака?
– спросил Петр.
– Никакая. Это я из города бродячую увез. Да и взять негде. В клубе хорошие щенки, так деньги нужны. Вот накоплю!… И родителей уговорить надо.
– Не разрешают?
– спросил Павел сочувственно.
– Разрешат. Куда им деться!…
Двинулись дальше. Вышли на улицу через калитку. Добрели до угла. А за углом - гостиница.
– Пришли, - сказал Павел.
– Давай портфель, - Злата протянула руку.
– Мы тебя проводим, - предложил Петр.
– Я дорогу знаю, - она забрала у Петра портфель.
– До завтра.
– До завтра, - сказал Серега.
– Уроков назадавали - не продохнуть!
– Я к тебе зайду, - буркнул Василь.
– Списывать?
– ехидно спросила Злата,
– Вот еще!…
– Списывать не давай!
– сердито сказала Злата Сереге.
– Пускай сам мозгами шевелит.
Она зашагала по улице не оборачиваясь. А мальчишки смотрели ей вслед. Потом разошлись.
Люди, много путешествующие, быстро обживаются на новых местах. Меняется климат, почтовый адрес, стены жилища. А склонности, привычки, уклад жизни они возят с собой. День-два, и вот уже словно и не переезжал: знакомые заботы, привычный труд, устоявшийся режим дня.
Утром Павлик и Петр направляются в школу. Все уже стало своим: и сад, и шумная круговерть на переменках во дворе, и класс, и новые товарищи.
После обеда - репетиция, тренировка. Каждый день. Иначе потеряешь "форму".
Потом - домашние задания. Их много, а сделать надо все. Это - закон. К этому они привыкли с первого урока в первом классе.
Любой ученик может позволить себе проспать, или весь день прокидать мяч во дворе, или вместо алгебры заняться чтением "Графа Монте-Кристо", да мало ли найдется приятных занятий. А братья не могут, не имеют права. Они - артисты цирка!
Говорят: искусство требует жертв. Ерунда! Искусство требует дисциплины, внутренней дисциплины. А искусство цирка - особенно. И если ты сегодня не приготовил школьного урока, - значит, расслабил волю. Значит, завтра можешь репетировать кое-как, кое-как потренироваться. А послезавтра, на представлении, сорвешься с лошади, потеряешь кураж.
Потерять кураж, значит стать плохим артистом. А кто ж захочет быть плохим артистом? Уж только не Павел и Петр!
Ведь каждый вечер - выход на манеж, где на тебя смотрят сотни глаз. Ты должен, должен, должен быть смелым, ловким, красивым - куражным! В этом - твое счастье!
Отшумели веселые майские праздники, отхлопали флагами на весеннем ветру. Полопались на яблонях почки, и школьный сад стал бело-розовым. Потом побелела земля от опавших лепестков, словно прошлась по саду запоздалая зимняя метель.
"Пушкинскую" скамейку в углу всю осыпало лепестками, и ребята не садились на нее, жалко было сметать эту пахучую красоту.
Братья научили товарищей кое-каким приемам. Ученики пыхтели добросовестно. Только и слышалось: выпад, подсечка, бросок.
Портфель синеглазой Златы Павел и Петр носили по очереди, как и свой общий.
А в один из четвергов вся компания села на трамвай шестерку. Ехали долго, до самого конца маршрута. Там, сразу за рельсовой петлей, под мостом журчала река, а за ней начинался лес. Вперемежку стояли березы, осины, сосны, ели. На высоких рябинах висели белые плотные гроздья соцветий.
Киндер, которого они взяли с собой, метался серым комком, то мчался вперед по лесной дороге, то исчезал в подлеске, словно сквозь землю проваливался. Не часто псу выпадало такое счастье - поноситься, побеситься в настоящем лесу. Все дни он коротал в тени под вагончиком. Или, если его не привязывали, чтобы не крутился под ногами, шел в конюшню к своим приятелям Мальве и Дублону, подлезал под нижнюю перекладину загородки. Мальва опускала голову, позволяла псу лизнуть нос и переступала передними ногами осторожно, чтобы ненароком не задеть серого приятеля. Потом Киндер здоровался с Дублоном, обнюхивал его, тот приветливо потряхивал головой, кланялся. Разлегшись на горе опилок, пес, приподымая по очереди брови, наблюдал, как лошади жуют сено. Сам он предпочитал мясную похлебку.