Прослеживая дальше культурную работу, как пропустить в 30-е годы и всеохватные достижения композиторов-песенников. Тут Исаак Дунаевский, «один из зачинателей жанров оперетты и массовой песни в советской музыке», писал «лёгкие для усвоения песни… прославлявшие часто советский образ жизни („Марш весёлых ребят“, 1933, „Песня о Каховке“, 1935, „Песня о родине“, 1936, „Песня о Сталине“, 1936, и многое другое). Официальная критика объявила эти песни… воплощением мыслей и чувств миллионов советских людей» [946] , от него же и позывные московского радио. (Дунаевский зорко не упускал и ступенек советской карьеры. Первый изо всех композиторов он был награждён орденом Трудового Красного Знамени – и первым же избран в Верховный Совет СССР в пресловутом 1937. Затем получил ещё и орден Ленина. И поучал композиторов, что симфонии советскому народу не нужны [947] .) Тут и Матвей Блантер и братья Даниил и Дмитрий Покрассы, благодушно успокоительная «Если завтра война» (как мы моментально разобьём врага), а ещё раньше – знаменитый «Марш Будённого». Ещё же Оскар Фельцман, Соловьев-Седой, – не берусь представить в полноте. (Захватывая годы и позже, чтоб к этой теме не возвращаться: поэты-песенники Илья Френкель, Михаил Танич, Игорь Шаферан, композиторы Ян Френкель, Владимир Шаинский, не продолжаю.) – Миллионные тиражи, слава, гонорары, – ну кто назовёт этих деятелей культуры угнетёнными? А ведь помимо песен талантливых – сколько ж они все настукали оглушительных советских агиток в оморачивание и оглупление массового сознания, – и начиняя головы ложью, и коверкая чувства и вкус?

Или – кино? Читаем в нынешней израильской Еврейской энциклопедии: в 30-е годы «от фильмов требовались прославление успехов социализма и элементарная занимательность действия. В выработке стандартов унифицированной и прямолинейно идеологизированной кинопродукции, консервативной по форме и навязчиво дидактичной, вместе со всеми кино деятелями, участвовали многие… постановщики-евреи» (о них о многих мы уже в прошлой главе писали, например о «Симфонии Донбасса» Д. Вертова, 1931, сразу за процессом «Промпартии»): Ф. Эрмлер («Встречный», «Великий гражданин», «Поднятая Целина»), С. Юткевич («Встречный», «Шахтёры»), осыпанный почестями Михаил Ромм («Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»), Л. Арнштам («Подруги», «Друзья»), И. Трауберг («Сын Монголии», «Год 19-й»), А. Зархи и И. Хейфиц («Горячие денёчки», «Депутат Балтики») [948] . – Заметно, что режиссёров в 30-е годы не сажали. А вот управляющих кинематографией, производством, прокатом – арестовали многих; а высоких чинов, начальников главного управления кинопромышленности Б. Шумяцкого и С. Дукельского – расстреляли [949] .

В кинорежиссёрстве 30-х годов евреи составляли явное большинство. И кто же был угнетён: одураченные ли зрители, кому душу прокатывали ложью и грубой дидактикой, – или режиссёры-постановщики, создававшие «фальсифицированные кинобиографии, ложноисторические и мнимо актуальные пропагандистские фильмы», с их «дутой монументальностью и внутренней пустотой»? И ещё добавляет Еврейская энциклопедия сурово: «Необозримое число евреев – операторов и режиссёров – занято в научно-популярном, учебном, а также в документальном кино – самой казённой области советского кинематографа, в которой ловкий монтаж позволяет выдавать подтасовку за подлинный кинодокумент, чем часто не брезговал, например, Р. Кармен» [950] . (Прославленный советский кинодокументалист – кинохроника гражданской войны в Испании, съёмка Нюрнбергского процесса, «юбилейно-прославительный фильм „Великая Отечественная“, „Вьетнам“, фильм о Кубе – три Сталинских премии, Ленинская, Государственная, народный артист СССР и Герой Социалистического Труда [951] .) – Упомянем ещё и кинорежиссёра Конрада Вольфа, родного брата аса советской разведки Маркуса Вольфа [952] .

Нет, официальная советская атмосфера 30-х годов была абсолютно свободна от недоброжелательства к евреям. И до самой войны подавляющее большинство советского еврейства оставалось сочувственным к советской идеологии, согласным с советским строем. «Еврейского вопроса» в СССР «до войны действительно не было или почти не было»; тогда «явные жидоеды ещё не редактировали газеты и журналы… не руководили отделами кадров» [953] (наоборот – многие такие посты занимали евреи).

Конечно, советский патриотизм, то есть верная служба советскому строю, в какое направление сегодня укажут, и составлял в те годы советскую «культуру». И в этой ложной области, увы, и еврейские ряды были множественными, а кто-то возвышался и до надзирательства над печатным словом на русском языке. Во главе Главлита – Главного Управления по делам Литературы и Искусства, мудрой Цензуры, направляющей культурное русло, – в ранних 30-х годах видим – Б. М. Волина-Фрадкина. Во многом из евреев формировался тогда и штат Главлита. Вот, например, с 1932 по 1941 в Главном Управлении по делам литературы – увидим А. И. Бендика, в годы войны он станет директором Книжной Палаты [954] . (Не увидим, – где ж было её увидеть? – Эмму Каганову, супругу чекиста Павла Судоплатова, которой «доверили руководить деятельностью осведомителей в среде украинской творческой интеллигенции» [955] .) А после закрытия частных издательств «значительный вклад в организацию советских издательств и руководство ими внесли С. Алянский, М. Вольфсон, И. Ионов (Бернштейн), А. Канторович, Б. Малкин, И. Веритэ, Б. Фельдман и многие другие» [956] . Вскоре всё книгоиздательское дело страны было соответственно централизовано в надёжно управляемом ГИЗе, – никуда кроме и не сунуться автору.

И в печатной пропаганде, в разных художественных и нехудожественных формах, евреи были постоянно на виду. Топорный карикатурщик Борис Ефимов выставлялся даже ежедневно (западные деятели в мерзейшем виде, а уж Николай II в короне и с винтовкой – попирает трупы). Раз в два-три дня – такой же грязный фельетонщик Г. Рыклин, пронзительно-язвительный Д. Заславский, ловчайший эквилибрист Радек, настырные Л. Шейнин и братья Тур. Ещё не определясь в писательство, очеркистом в «Известиях» появлялся Л. Кассиль. Мелькали и другие имена, например, Р. Кармен, Т. Тэсс, Х. Раппопорт, Д. Черномордиков, Б. Левин, А. Канторович, Я. Перельман. И это мы – только по «Известиям» протянулись, а ещё было две дюжины центральных газет с такой же разливанной ложью. А ещё был – океан подлых брошюр для массового одурачения. Когда надо было срочно состряпать массовую брошюру к процессу Промпартии (а на такое-то все 30-е годы был спрос) – нашёлся Б. Изаксон и проворно катал: «Раздавим гадину интервенции!» Да вот замелькал и Е. Гнедин (тот самый дипломат, сын Парвуса) – обманными же статьями: то – о «неизлечимых ранах Европы», как гибнет западный мир, то – в опровержение западных «клевет» о каком-то якобы насильственном труде заключённых на лесоповале: «Социалистический труд в лесах советского Севера». (Когда Гнедин вернулся в 50-е годы после долгого лагерного срока, однако, не испытав, кажется, лесоповала, – он выглядел почтенным страдальцем, и никто не напоминал ему его прежней лжи…)

В 1929-31 произошёл разгром русской исторической науки – Археологическая комиссия, Северная комиссия, Пушкинский Дом, библиотека Академии Наук, разбита вся традиция, и виднейшие русские историки отправлены в лагеря на гниение. (А много ли мы слышали о том разгроме?) И нахлынул в русские историки третий и четвёртый сорт, и потом полвека дурили нас. Конечно, и русских халтурщиков там выдвинулось немало, но и еврейские же не упустили вакансий.

Вообще же в советской науке, в том числе на самых напряжённых, технически передовых направлениях, еврейские учёные уже в 30-е годы играли видную роль (и растущую далее). «Уже в конце 1920-х гг. евреи составляли 13,6% всех научных работников в стране, а в 1937… до 17,6%», в 1939 – «более 15 тыс. научных работников и преподавателей ВУЗов или 15,7% занятых в этой сфере» [957] .

В физике выделялась успешная молодая школа физиков, взращённая академиком А. Ф. Иоффе. Ещё в 1918 по инициативе Иоффе был создан Физико-Технический институт в Петрограде. Затем на основе его в разные годы «было создано 15 научных центров, во главе которых стояли ученики Иоффе. Питомцы учёного работали также в других институтах страны, во многом определяя научно-технический потенциал Советского Союза» [958] . (Однако расправы бывали и тут: в 1938 в Харьковском Физико-Техническом институте из восьми начальников отделов шестеро были арестованы: Вайсберг, Горский, Ландау, Лейпунский, Обреимов, Шубников; седьмой Руэман – выслан, уцелел только Слуцкин [959] .) – Долго оставалось неизвестным имя авиаконструктора Семёна Айзиковича (самолёты «Лавочкин») [960] . И многие имена из Военно-Промышленного Комплекса не разглашались. (Конечно, мы и сейчас не о всяком прочтём. Если М. Шкуд «руководил проектированием серий мощных радиостанций» [961] , – то кто-то же устанавливал и мощные «заглушки»?)