–  Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали.

Видно к приезду того полковника, немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли и повесили…

–  Не понял? Командиров семеро, этих двадцать девять… как же они их делили?

–  Фрицы хитро сделали - поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок веревки привязали. Вот предатели, на раз-два-три и дернули…

–  Понятно… А в Восточную Пруссию как попал?

Сидоренко вздохнув, ответил:

–  Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных, хорошо, если полторы тысячи человек оставалось. Так всех запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там, кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.

–  Как это - отдавали?

–  А вот так - днем под охраной работали у бюргеров, а вечером в лагерь. Но позже, в лагерь даже возвращать перестали - загоняли на ночь в сарай и с утра опять на работу. Там мы хоть отъелись… После лагерной баланды и гнилая брюква за деликатес шла. Да и охрана совсем другая стала. До этого молодые охраняли, вот они зверствовали почем зря. А потом пожилые мужики появились, так те нас не трогали, даже когда видели, что мы картошку с полей в карманы прячем. Так почти до зимы было, а потом, нашу команду отправили противотанковые рвы да окопы копать. А неделю назад я сбежал… Мы ИЛ-2 как-то видели, а они далеко вглубь немецкой территории не залетают. Посчитал, что фронт уже близко, вот и сбежал.

–  Ясно… Жрать будешь?

Не дожидаясь кивка пленного, я свистнул конвоира и приказал принести банку тушенки и хлеба.

Пока бывший лагерник, стараясь не очень торопиться, уничтожал свинину, я курил и глядел в окно. Да уж… досталось пареньку нехило. Три года плена это вам не цацки пецки… Поэтому, когда он доев и подчистив банку куском хлеба, осторожно спросил:

–  Товарищ капитан, а куда теперь меня? В Сибирь?

Я только ухмыльнулся и ответил:

–  Не понял, с чего это тебя в тыл потянуло?

–  Так в лагере говорили, что нас, если и освободят, так сразу прямым ходом на Колыму пошлют…

–  Это кто такое говорил?

–  Ну… - Иван помялся, а потом решившись ответил - немцы говорили и капо тоже…

Да и некоторые наши. Дескать, товарищ Сталин приказ издал, что всех сдавшихся в плен, в предатели записывают.

Ух ты! Так вот откуда пошла эта байка, про то, что наших пленных эшелонами прямиком в Сталинские лагеря гнали! От немцев, да лагерных надзирателей. А я еще в те времена думал, интересно, как это происходило? При страшной загруженности железных дорог, еще и находить места для перевозки сотен тысяч бывших военнопленных. Правда, с прошлого года, когда освобожденные хлынули потоком, понял, что наши "демократы" очередной раз, всех по своему обычаю обманывали. А на самом деле, все было взвешенно и логично. Бывших лагерников отправляли на ближайшие фильтры. Там их проверяли, попутно откармливая и оказывая медицинскую помощь. После проверки сразу отсеивали этих самых капо, стукачей, и вообще тех, кто активно сотрудничал с немецкой лагерной администрацией. Сделать это было достаточно легко, так как на этом же фильтре находилась масса свидетелей из одного с ними концлагеря. Всех предателей, а таких набиралось обычно процентов десять от общего количества, достаточно быстро выявляли и после скорого суда, отправляли по этапу. Остальным же светила медкомиссия и после проверки здоровья, годные к службе отправлялись в запасные полки, а оттуда на фронт, продолжать службу. Негодных, здоровье которых было подорвано пребыванием в плену, отправляли по домам, как комиссованных из армии по здоровью. То есть, более семидесяти процентов бывших пленных, опять становились в строй. Очередной раз, вспомнив недобрым словом современных мне "общечеловеков", я раздраженно хмыкнул и ответил вопросительно глядевшему на меня Сидоренко:

–  Приказ такой, действительно был. Но касался он, только добровольно сдавшихся, или перешедших с оружием на сторону врага. И этот приказ был необходим - сам вспомни, тогда были времена, когда двое немецких мотоциклистов в плен советский батальон брали. Это же ни в какие ворота! А ты сдался не добровольно. То есть, обстоятельства вынудили поднять руки. Так что светит тебе парень "фильтр" и через месяц отправка на фронт.

–  На фронт?!

Иван обрадовано вытаращил глаза, но я, сделав вид, что не заметил его радости, сурово сказал:

–  Конечно, на фронт. А ты что хотел - отпуск и талоны на усиленное питание? Нет уж - отпуск еще заслужить надо, так что пойдешь в маршевые роты. Был бы ты офицером, там конечно более строго - если не сможешь доказать, что в плен попал раненным, то определят в офицерский штрафбат. С офицеров завсегда спрос больше.

Но к рядовому и сержантскому составу этот пункт приказа не относится. Поэтому вспоминай навыки артиллеристского разведчика, они тебе скоро опять понадобятся.

–  Спасибо товарищ капитан!

–  Это тебе парень спасибо, за то, что не сломался и себя сохранил.

Глядя на подозрительно блеснувшие глаза Сидоренко, добавил:

–  Пойдем со мной. Сейчас твою рванину на нормальную форму сменим, а после обеда, тебя ребята на фильтр отвезут. Я тут записку начальнику особого отдела написал, так что трясти там особенно не будут и в запасной полк, после медкомиссии, отправят первой партией.

Разобравшись с Иваном и находясь в приподнятом настроении, я пошел было к Гусеву, но был перехвачен Геком, который настрелявшись за нашим поместьем из "STG", спешил поделиться впечатлениями о трофейном оружии. Выслушав Пучкова, я тоже не удержался и решил опять порезвиться со штурмовой винтовкой. Ну, а потом, у нас просто кончились патроны, да и прибежавший Мишка Северов, начал скандалить - дескать устроили полигон под его окнами. Дав щелбана упитанному начальнику связи, чтобы не очень выделывался, мы плавно переместились в расположение, попутно обсуждая достоинства и недостатки испытанного оружия. К достоинствам, однозначно относилась высокая убойность и дальность стрельбы. К недостаткам - слишком большой вес, и чересчур высокие прицельные приспособления. Слишком высоко поднимая голову при стрельбе, можно было в эту самую голову и пулю схлопотать…

Еще, мне не понравилось хлипкое крепление приклада. Это ведь оружие пехоты, а в рукопашке, таким прикладом бить страшно - отвалиться и все. В общем, придя к выводу, что "Штурмгевер" автомат - так себе, опять перешли к обсуждению вожделенного АК-43…

Два дня все было тихо-спокойно, но на третий, когда я разложив свою коллекцию пистолетов на столе, насвистывая бодрый мотивчик " Чунга-Чанги", занимался смазкой оружия, в дверь влетел взъерошенный Третьяков. Увидев меня, он с какой-то ошарашенной улыбкой подскочил к столу и одним движением, сдвинув в сторону детали "Браунинга", с размаху шлепнул на освободившееся место конверт: